Владимир вылетел в сад в состоянии близком к панике. Удивительно что слуги не сбежались на звук выстрела, видимо Константин еще и не такое тут творил, и они привыкли. Недалеко от креста обнаружилась воткнутая в землю лопата - видимо могильщики кто бы они ни были - не знали придется ли им заново откапывать могилу и попросту поленились таскать свой скарб туда и обратно.
Спокойно, спокойно, сейчас тебе надо копать да побыстрее а не паниковать.
Не паниковать? Вот сейчас, когда Даша возможно задыхается там внизу, если этот поганец сказал правду? Но если он солгал, Господи, если солгал....
При этих мыслях руки начинали дрожать так что он едва удерживал лопату в руках. Рыхлая свежевскопанная земля подавалась легко, но насколько глубока она? От этой неизвестности можно было сойти с ума, и он рыл, рыл словно какой-то чудовищный крот вылезший порезвиться среди ночи в саду этом Богом проклятого дома. Бугры земли по обеим сторонам росли, он уже ощущал как острие лопаты то тут то там глухо ударяет по дереву. А ведь еще надо было освободить крышку до конца.
Господи, Господи, Боже мой я проклинал тебя в отчаянии, Господи, прости, прости меня! Милосердия, милосердия! Где-то в писании сказано что вера  может сдвинуть гору в реку, Господи прости что я плохо верил, но сейчас хоть на единый миг прости! - безумная, бессвязная молитва то срывалась с губ вместе с лихорадочно стремительными взмахами лопаты, то вихрилась лишь в спутанных, оборванных мыслях - Прости меня! Пусть она будет жива! Пусть будет жива! Боже мой, я никогда не позволю себе усомниться, пожалуйста, пожалуйста одну лишь эту просьбу на всю оставшуюся жизнь, услышь меня Боже умоляю, умоляю..........
Он сам не замечал что содрал ладони в кровь, ярость, злость и последняя, отчаянная, разрывающая душу надежда заставляли его копать с такой поспешностью что менее чем за десять минут могила была раскопана до конца. Трясущимися от безумного возбуждения пополам со страхом руками он вогнал острие лопаты между крышкой и стенкой гроба, налег на черенок и державшаяся лишь на двух гвоздях крышка сдвинулась открывая под собой черный провал. Отшвырнув лопату он сунул пальцы в щель, с силой оторвав крышку швырнул ее на образовавшуюся земляную насыпь и замер, глядя вниз, на смутно виднеющееся в слабом падающем из окон свете тело узницы этой страшной темницы. Его заколотило так, что ноги подкосились и он рухнул на колени, протягивая к ней руки, а в еле слышном хрипе который удалось продавить сквозь сдавленное спазмом горло казалось не было ничего человеческого
- Даша....

Отредактировано Владимир Корф (09-02-2015 23:59:07)

- Господи.... - только и вырвалось из побелевших губ. Владимир стремительным рывком вскинул почти невесомое тело на руки, вынул ее из гроба, уложил на насыпь, выпрыгнул из неглубокой могилы сам, и снова подняв ее на руки заспешил через сад к воротам, к домику привратника. Он слышал еле слышный хрип, слышал ее неровное, сбивающееся дыхание, но она дышала, дышала, а значит была жива. И почти бегом пробираясь со своей драгоценной ношей через шумящий голыми ветвями, погруженный в черноту ночи сад он взмолился вслух, так горячо и искренне как никогда до этого в своей жизни
- Спасибо!!!!!! Спасибо, Господи.....
Домик привратника казался пуст и темен. Старик наверняка лег спать. Владимир не мог понять в этой темноте - что с Дашей помимо обморока и удушья, видел лишь ее связанные руки и бессильно запрокинувшуюся голову со вздутыми от удушья венами на тонкой шейке.
Ничего, ничего родная потерпи. Сейчас, сейчас... ты только дыши, дыши!
Он заколотил в дверь носком сапога - до тех пор пока изнутри не послышались шаркающие шаги и недовольное кряхтение. Старик открыл дверь и шарахнулся когда молодой человек с полубезумным взглядом оттолкнув его стремительно шагнул в крошечную комнатку, неся на руках бесчувственную женщину со связанными руками
- Э-э-э! Ты.... Ты чего это, а ну не балуй, щас позову....
- Воды! - уже почти не имея сил сдерживаться крикнул Корф ему в лицо.- Воды немедленно!
Поискав глазами вокруг себя, но не обнаружив ничего подходящего он уложил молодую женщину на лавку и выпрямился, бешено сверкая глазами
- Воды! Или клянусь жизнью пристрелю!
Старик отшатнулся. Вот ведь а люди сказывают что безумие не заразно. Ан нет - вон всего-то час без малого у барина провел, да явно и спятил. Но в голосе Корфа звучала такая ярость и столь властный приказ, что привратник не зная что и думать поковылял к столику у окна, рядом с которым стояла на полу прикрытая круглой надтреснутой крышкой бадейка с водой.
- И нож! -вслед ему прокричал Корф и склонился над ней, пытаясь трясущимися руками развязать узлы. Да куда там.
Старикан правда оказался не из пугливых, да наверное и вправду всякое повидал прослужив всю жизнь у сумасшедшего хозяина. Он обернулся быстро и протягивал ему теперь нож с щербатым лезвием и черпак с водой.
Корф выхватил и то и другое, брызнул водой в лицо Даши и принялся торопливо перерезать веревки на ее руках. Руки дрожали, зазубреное лезвие скорее рвало веревку чем резало, и его трясло все больше и больше по мере того как перерезая веревки он видел уже под ними глубокие кровавые раны на ее запястьях.
- Господи.... господи, Дашенька.....
- Да ты никак рехнулся, сынок? - равнодушно поинтересовался старик следивший за его манипуляциями без тени любопытства. И вправду - чего любопытствовать? Привез хозяин вечером женщину связанную, а после полуночи этот новоявленный помешанный ее же и утаскивает. Лезть в барские разборки незчем.
- Послушай, отец, где тут ближайшая почтовая станция - Не поднимая головы Корф разрезал последнюю веревку
- Да тут... недалече вроде. От ворот налево и прямо, у первого поворота на Москву аккурат и стоит.
- Окажи милость, отец- Владимир выпрямился и стараясь говорить хотя бы отчасти спокойно указал на оконце - Лошадка моя у дверей барских осталась. Ну или любую их конюшни - ехать надо, кровь из носу надо быстрее. Внакладе не останешься, и... вот... - он все еще дрожащими руками протянул старику несколько банкнот. - Быстрее!
- Точно рехнулся - покачал головой привратник, но все же деньги принял и вышел из каморки. А Корф снова склонился над Дашей, брызгая ей в лицо из черпака с водой, смачивая губы и бормоча что-то бессвязное

Отредактировано Владимир Корф (10-02-2015 11:08:20)

- Тшшш, тише, тише, родная... - шептал Владимир глотая слова, и едва дыша от судорожного кольца все туже схватывающего горло. При скудном свете единственной свечи он различил и разбитую губу, и багровые кровоподтеки на шее, и свежие раны на руках открытые грязными, сбившимися от локтей к запястьям повязками. А сколько еще таких по всему телу учитывая то в каком состоянии была комната в Петербурге - он мог лишь предполагать и от титанических усилий которые прикладывал чтобы не взвыть от ярости его трясло все больше, и он сам не понимал как еще удается сохранить хоть какое-то подобие ясности ума чтобы понять что делать дальше. Он приподнял ее под плечи и поднес черпак к губам - Пей... Пей, и дыши, ради Бога только дыши....
Где же наконец этот старикан! Он видел как она пытается проглотить воду, как вода течет по подбородку на шею, осторожно дал ей сделать несколько глотков и снова уложил на лавку. Господи что же этот изверг с ней сделал! Безумное желание вернуться в дом и прикончить Константина было так велико что Корф чувствовал как его буквально разрывает изнутри. В груди саднило беспрерывно - чертова пуля проворачивалась на месте от бешеного сердцебиения, но он почти не ощущал этого - его захлестывало волнами ярости, и лишь одна-единственная мысль удержала его от этого. Странная, глупая мысль - через которую он не смог заставить себя перешагнуть. Он обещал сохранить Константину жизнь если найдет ее живой. И вот она жива. И он, прежде смеявшийся над любыми суевериями и зароками теперь не смел нарушить этот почти случайно данный зарок из безочетного страха что если он это сделает - Бог заберет обратно это свершенное им чудо.

Он еле разобрал ее шепот и впился зубами в руку чтобы не закричать. Она была так измучена, так больна, так слаба.... И вместе с тем...на его глазах совершалось чудо - на его глазах, отказавшихся верить в чудеса.
Владимир сгреб ее в охапку, прижал ее голову к груди, баюкал как ребенка и едва различимо шептал повторяясь снова и снова
- Тише... Тише Дашенька. Я здесь, с тобой. Только тише, дыши, дыши и ничего не говори. Потом, все потом...
Снаружи донесся цокот копыт. Привратник не мудрствуя лукаво попросту привел его собственную лошадь, не заморачиваясь будить конюха и седлать новую. Что и требовалось - покинуть это чертово поместье как можно быстрее.
Корф снова поднял ее на руки и вынес из домика.
Хмурый привратник тем не менее помог удержать Дашу и усадить ее перед ним в седло, и бормоча про себя что-то нелицеприятное все же открыл ворота. Старик прожил долгую жизнь и справедливо полагал что чем меньше знаешь - тем крепче спишь. Да и подзаработал на ровном месте.
Гнать лошадь галопом когда удерживаешь в объятиях полуживую женщину - занятие рискованное, особенно ночью, но Владимир безжалостно погонял ее все быстрее и быстрее. Добраться до почтовой станции - указанный привратником путь находился с противоположной стороны от той с которой они приехали оказалось нетрудно и действительно совсем недолго. За время своей бешеной погони он отмерял расстояние лишь по истекшим часам и по аллюру лошади но совершенно потерялся в направлениях и теперь подъезжая к станции с удивлением понял что они находятся где-то под Москвой. Во всяком случае это следовало из таблички над входом.
Обыкновенно при почтовых станциях держали не только сменных лошадей и экипажи, но еще и комнаты для проезжающих постояльцев. Там-то он и собирался остановиться ненадолго - дать Даше передохнуть, осмотреть и обработать ее раны, нанять экипаж - ведь не везти же ее до Двугорского в таком состоянии в седле.
Станционный смотритель уже видел десятый сон, когда он даже не сходя с лошади бешено задергал веревку привязанную к языку колокольчика. В отличие от привратника Ливена смотритель был привычен к ночным визитам. Без слов впустил странную пару - в дом, отвел им комнату, прислал дочь поухаживать за барыней, и хотя крайне дико поглядел на Владимира потребовавшего сейчас же вызвать врача - но повнимательнее взглянув на полубесчувственную женщину все же согласился.
По счастью деревенька откуда среди ночи и можно было достать лекаря - находилась недалеко. И как ни страшно было сейчас оставлять ее в одиночестве - больше послать за врачом было некого, и Владимир попросив дочь смотрителя посидеть с Дашей - который уже раз за эти бесконечные дни понесся сломя голову в ночи следуя указаниям смотрителя

Отредактировано Владимир Корф (10-02-2015 11:11:51)

Деревенский лекарь вытащенный из постели упирался, отказываясь ехать куда-то глубокой ночью. Да и вид смертельно бледного изможденного долгой бессонницей и неимоверной усталостью молодого человека который явно лишь силой упрямства еще держался на ногах, с полубезумными глазами которые того и гляди начнут сыпать искрами явно не предрасполагал к доверию. Явно когда-то идеально сидевший по фигуре сюртук сбился в плечах и локтях, ткань перекосило, полы до пояса и рукава до локтей сплошь облеплены землей и грязью, грязная и мятая рубашка за версту разила лошадьми и почему-то гарью, сапоги и штаны забрызганы грязью выше колен, во всклокоченных от скачки волосах -комочки земли и мелкие сухие лисья... Не то попытавшийся принарядиться леший, не то одичавший отшельник. И лишь после того как Корф пригрозил перекинуть его через седло и привезти на станцию как куль с мукой - все же согласился.
Обратно он несся тем же аллюром- просто потому что уже настолько изнемогал от усталости что попросту не удержался бы в седле на рыси а плавный ритм галопа сам вжимал его в седло. Корф сам не знал - на каком запасе сил еще умудряется ходить, и говорить, что-то думать и делать - на место невероятному напряжению и бешеным эмоциям этих дней скопившаяся усталость несла какое-то странное отупение позволявшее хотя бы сохранить видимость разумного поведения. А оно было важно. Не время для эмоций не время.....
При помощи дочки смотрителя лекарь тщательно осмотрел Дашу, перво-наперво напоил ее какой-то микстурой от которой она задышала спокойнее словно забытье сменилось сном, а потом заново обработал и перевязал нанесенные Константином в Петербурге порезы, смочил отваром бадяги многочисленные синяки и ссадины покрывавшие ее тело, приложил примочку к разбитой губе и оставив Владимиру две склянки с лекарствами - сонной микстурой и бадягой для ран - отбыл обратно пешком, наотрез отказавшись вновь садиться в седло посреди ночи. И хотя ничего путного он про состояние Даши кроме длинного перечня телесных повреждений -не сказал - его хмурая физиономия Владимиру не понравилась.
Ничего... ничего.. дождаться рассвета. А там в экипаж и назад, в Двугорское. Пусть даже и через Москву, какая разница.
До рассвета оставалось часа два, а он, проведший столько ночей без нормального сна - так и не мог уснуть, хотя ему постелили на диване в комнате где уложили Дашу. То бродил по комнате, то подсаживался к ней, бесцельно и бездумно, словно действительно начиная сходить с ума. Он видел - и не верил что это действительно она. Что она здесь. Ведь еще без малого двое суток назад он стоял над ее могилой, поднимая к виску дуло пистолета. ведь лишь еще двумя ночами ранее - стоял на коленях около жуткого обезображенного трупа ощущая как с криком рвется его собственное сердце, рвется на части... И вот... она? Или все это бред? Или.... все же чудо?
За эти часы он впрочем сумел как-то собраться с мыслями и написал два письма. Первое - в Царскосельский уезд, князю Волконскому - в котором ничего толком не объясняя просил приехать к нему, Корфу в Двугорское, не позднее чем через три дня - дорога которую они в таком лихорадочном темпе проделали за двое суток - в спокойно едущем экипаже не могла оказаться короче. И умолял в случае если его не будет дома - остановиться в его доме, а не в доме Ильи и дожидаться его возвращения. Это было похоже на письмо безумца, но не мог он так сразу в письме свалить на убитого горем отца такую невероятную новость. Бедняга наверняка мог решить что лишается разума. Или что сам Корф рехнулся с горя. Нет. Пусть лучше Волконский окажется у него дома когда они с Дашей доедут до цели, пусть будет первым кого она увидит когда остановится у дома экипаж.... Лучшего лекарства для нее он придумать не мог. Разве что дети - но детям не следовало видеть мать в таком состоянии, тем более он не знал - сказали ли им вообще о ее гибели. Детей обязательно тоже надо будет перевезти но попозже, когда она хоть немного оправится. По хмурому лицу врача, а более всего - по глубине ее забытья, по жутким следам побоев, порезов и веревок на ее теле он понимал что ей довелось вынести такое - от чего она сможет оправиться явно нескоро. А значит надо было принять меры....
Второе письмо - краткое в две строчки было отправлено Анне с просьбой принять и расположить в его доме князя Михаила Федоровича - если он приедет. Все же он не был уверен - подействует ли его сбивчивое полубезумное письмо, и приедет ли князь. Не был уверен но перечитывать написанное, а тем более переписывать - уже не было сил.
Но все заканчивается. Закончилась и эта ночь. С рассветом снова появилась дочь смотрителя и принесла какое-то платье явно со своего плеча и чересчур свободное для Даши, но куда лучше чем те грязные лохмотья в которые превратилось ее собственное за скитания по дорогам и лесам. После того как ее переодели Владимир снес ее в экипаж на руках, уложил на сиденье, укрыл полостью, и щедро расплатившись со смотрителем велел трогаться в путь. Лошади пошли шагом, понемногу перешли не спокойную мерно укачивающую рысь.
Корф устроился на пол у сиденья, на котором уложил Дашу, и протянув одну руку под ее головой - второй полуобнимал ее, не давая ей даже качнуться на сиденье.