Владимир соскользнул с кресла на колени и медленно повлек вниз верхний край панталончиков - уже не пальцами а ладонями, очерчивая плавный изгиб бедер вслед за спускаемой тканью и подавшись вперед стал мягко касаться губами ее живота, ниже и ниже. Руки дошли до колен и выпустив ткань вновь скользнули вверх по задней стороне бедер, в то время как он опускал голову все ниже, и мягко коснувшись губами нежной кожи развилочки прикусил губу в улыбке, уже окончательно придя в себя от сладостной истомы, коснулся ее кончком языка и легко-легко подул на оставшийся еле заметный влажный след. Но задерживаться не стал и все так же прокладывая дорожку легких поцелуев спустился по правому бедру.
Тонкий, длинный, прямой шрам, скрытый на внутренней стороне бедра которого он ранее в полутьме или в ослеплении страсти не замечал заставил его вздрогнуть и замереть на месте. Словно ведро ледяной воды на голову. Да.... она говорила что Ливен бил ее. Тростью. И тогда он задыхался от ярости безумно сожалея что старый поганец уже в могиле и с ним нельзя расплатиться. Но сейчас, в покое и тишине напоенной паром ванной, явное напоминание о том через что пришлось пройти этой хрупкой женщине, ЕГО женщине заставило сердце сжаться словно бы этот шрам был свежей раной, нанесенной вот прямо сейчас, на его глазах.
Не показывай этого! Не показывай, ты заденешь ее, обидишь, разрушишь все волшебство которое она для тебя сейчас создает... ты ведь не хочешь этого.... Горло сжалось. Он не умел отодвигать мысли на потом - умел лишь пережидать пока удавалось с ними справиться, и сейчас он осторожно дотронулся губами кожи у шрама и с медленным выдохом прижался к нему лицом

Владимир не поднимая головы скользнул ладонями выше, крепко обхватывая ее за талию, крепче прижимая к себе и только тогда выдохнул казалось вместе с воздухом хоть часть той ненависти к старому князю остановившую на минуту его дыхание. Моя. Она моя. Он потерся щекой о нежную кожу бедра и стал неторопливо подниматься с колен, скользя ладонями выше, по ее бокам, задирая сорочку, и наконец выпрямившись посмотрел ей в глаза со странной улыбкой полной нежности и... чего-то еще чего он сам не мог осознать, но от чего все еще щемило сердце. Сопереживание? остатки  затухающей злости? он и сам не знал, и склонился к ее губам почти беззвучно шепча
- Люблю тебя. 

Тепло. Только тепло. Нежность, бесконечность времени на двоих. В касании губ, в соприкосновении тел, в магии взглядов. Когда нет него и нет ее а есть нечто заключающее в себе обоих. Вот что было в его глазах и в ее словах. В нескольких секундах растянувшихся на века. А потом он тихонько засмеялся у ее губ, ощутив дразнящее движение ее ручки, и не позволяя ей двинуться дальше скользнул ладонями еще выше, по бокам, через голову снимая сорочку, словно стремясь скорее, скорее увидеть ее, почувствовать прикосновение ее тела к своей груди - не через невесомую преграду шелка. И поднял ее вверх на полусогнутых руках, так что ее грудь пришлась чуть выше его лица и ему пришлось запрокинуть голову чтобы по-прежнему видеть ее глаза. В его взгляде теперь светилась и улыбка.
- Моя.... 
Он мог бы казалось вечность стоять держа ее на руках, пока не опадет пар, вода не обратится в песок а дом не рассыплется по камешку.

- Верно - улыбка стала шире и пройдя несколько шагов Владимир осторожно опустил ее в ванну - Кажется я обещал тебе кое-что в Петербурге.

- А обещания надо выполнять - прошептал он и на секунду оглянувшись поискал глазами ковш на длинной ручке. Кадка с горячей водой стояла на подставке сбоку, но и в ванной вода была еще прозрачной и чистой. И устроившись рядом он черпнул воды из ванны и принялся неторопливо поливать ее плечи и руки, а потом прошелся пальцами свободной руки по ее голове - склоняя ее назад, и с удовольствием перебирал постепенно намокающие и тяжелеющие в руках каштановые пряди по которым лилась и лилась вода. На этот раз он уже не пытался перевоплотиться в горничную - его движения были не умело-деловитыми как у той же Любаши а нарочито растянутыми, медленными, превращающими каждое прикосновение в какую-то особую ласку. Ее роскошные волосы отяжелев от воды слегка оттягивали голову своим весом и не сдержавшись он на минуту подался вперед, прервав свои действия, коснулся губами губ, скользнул по чуть выгнутой шее и резко вдохнув выпрямился. Не время. Разнообразие бутылочек и баночек на тонком столике у ванны могло бы сбить с толку, но вот одна - пузатая и широкогорлая с густым желтоватым содержимым стояла ближе всех, и рассудив что возможно это она и есть Владимир вынул пробку, поднес бутылку к лицу словно пытаясь по запаху определить что в ней и вопросительно взглянул на Дашу, явно пытаясь узнать - эта ли.

Владимир с улыбкой отставил ковш  и вытряхнул себе на ладонь немного желтоватой смеси, с усмешкой покачал головой, добавил еще чуть-чуть. Иди знай сколько ее надо на такую вот гриву. А потом стал неторопливыми спокойными движениями втирать эту смесь в ее волосы, ласкающе и мягко, наслаждаясь тем как скользят пальцы между мокрыми прядями. Смесь почти не пенилась и он понятия не имел что в нее входило - все эти хитрости оставались для него тайной за семью печатями. Куда уж проще самому - кусок мыла и полтора ведра воды. Наверное лишь женщинам свойственно превращать мытье в ритуал - так же как и туалеты и многое другое. И сейчас впервые приобщаясь к этому ритуалу он не мог сдержать улыбки. Удивительным было это ощущение когда простые движения превращались в ласку, исполнялись смысла, удивительным было то доверие с которым она полузакрыв глаза позволяла ему священнодействовать над ее волосами. Доверие.... то что он ценил превыше самых высоких слов. И сейчас, вновь взявшись за ковш и перебирая одной рукой ее волосы под льющейся водой, чтобы смыть с них смесь, глядя на нее - он ощущал как до краев переполняется сердце сладкой нежностью, словно к ребенку.

Владимир усмехнулся отчетливо разглядев характерную пожимку мышц вокруг рта которая бывает при сдерживаемом смехе, и подняв ковш повыше мстительно полил совсем уж тонкой струйкой ей на кончик носа.

Странно, вроде бы брызги были теплыми, а попав на обнаженную кожу вызвали ощущение озноба, словно вода была ледяной. Впрочем он знал что это было явно не из-за воды. Зрелище ее, обнаженной, сидящей в ванне, смеющейся и плещущейся словно нимфа заставило затаить дыхание. Владимир с усмешкой погрозил ей пальцем и потянулся за губкой. Он макнул в воду губку, несколькими движениями намылил ее и осторожно прикоснулся к ее шее. Медленно, словно лаская ее губкой вместо руки он проходился по ее шее, плечам и рукам, снова вверх к ключицам и ниже... он чуть сдавил губку и густая пена потекла между его пальцев стекая по ее шее, по ложбинке между грудей. Белая пена на белой коже... . Он сжал губку сильнее, выжимая пену в ладонь, и мягко очертил ладонями ее груди, облекая их в воздушное белое облако. По спине пробежали мурашки, низ живота заныл от этих прикосновений, от зрелища представшего его глазам. И только напоминание данное самому себе не позволило оборвать этот ритуал посередине. Не отрывая взгляда от нее он почти вслепую нашарил мыло и вновь намылив губку стал проводить ею по спине, по волнующему изгибу позвоночника, очерчивая изящные линии ее тела, одевая ее в пенный наряд точно Афродиту вышедшую из морской пены. Одним лишь знаком попросив ее встать он спустился губкой и ниже, и с усилием сдерживая все учащавшееся дыхание ласкающими движениями продолжал и продолжал облекать ее в воздушную пену до самых ног скрытых водою чуть выше колена, лаская губкой и нежную упругость живота и восхитительные изгибы бедер. И уже совсем задержав дыхание, вновь сжал пальцы задержав губку у соблазнительной ямочки пупка и наблюдая за тем как пена с водой стекает ниже, к заветному треугольничку между ног...

Владимир разжал пальцы. Губка упала в мыльную воду и закачалась на поверхности распространяя вокруг себя облако из остатков пены. Он выпрямился словно завороженный глядя на нее в этом пенистом одеянии. Все тело мучительно ныло, требуя, желая ее прямо сейчас, сию секунду. Сбитое дыхание никак не хотело восстанавливаться, зрачки расширились, плечи, руки, даже мышцы живота напряглись в попытке удержаться, словно призывая физическое усилие на помощь воле. Не глядя нашарив ковш он опустил его в кадку с чистой водой, которая уже была не горячей а теплой, и уже не аккуратными тонкими струйками а щедрыми потоками, взмах за взмахом полилась по ее телу вода, смывая пену, заставляя влажно поблескивать ослепительно белую кожу с кое-где оставшимися и неторопливо скатывающимися вслед за уже умчавшейся струей капельками воды

Владимира заколотила крупная дрожь, глаза запылали. Это было уже чересчур. Он явно переоценил свою выдержку... Выронив ковш который со звоном упал на пол он шагнул к ней, и обхватив за талию выдернул из ванной.
- Ты...- голос дрожал, был хриплым и чужим. Его плечи под ее руками были напряжены до предела а руки сжимали талию так что где-то краешком сознания он боялся причинить ей боль. Влажное тело едва не выскользнуло из мокрых рук, он перехватил ее уже не ладонями а предплечьем, прижимая к себе, и глядя снизу вверх в ее лицо. - Ты........ - он прошел несколько шагов с ней на руках и всем телом прижал ее к стене. Удерживая предплечьем за талию он лихорадочно обвел свободной рукой ее тело, обхватил ладонью грудь и прижался губами к ямочке между ключиц. Низ живота скручивало от боли, эта невозможная, сладкая пытка на которую он сам себя обрек сводила его с ума. Не переставая ласкать ее губами он отнял руку от ее тела рывком дернул штаны вниз с бедер и несколькими движениями стоптал штанины, освобождаясь от одежды. - Ты.... - он вскинул голову глядя на нее горящими глазами и с силой закинул ее бедро себе на пояс - Ты меня с ума сводишь......

Владимир слышал ее словно сквозь туман. Кровь паровым молотом стучала в ушах, сердце колотилось в каком-то безумном ритме,  хриплое дыхание рвалось перескакивая через вздох и обрываясь на выдохе. Он совершенно потерял голову, оказавшись в кольце ее ног обвивших его. Отпустив и вторую руку и удерживая ее лишь своим телом,  прижимая к стене он обеими руками обхватил ее груди,  жадно лаская их,  обводя ладонями по контуру,  мягко сжимая и упиваясь их восхитительными очертаниями,  их нежной упругостью, то прихватывая большим и указательным пальцами соски, то выпуская,  он взял ее властно,  неудержимо, содрогаясь всем телом от каждого рывка и припав губами к запрокинутой шее

Отредактировано Владимир Корф (18-03-2015 18:20:49)

Мир исчез, пропало все на свете кроме горячего лона и жаркого, страстного тела в объятиях. Туже и туже сжимало его к последнему содроганию, Владимир закинул голову отрываясь от ее кожи когда перестало хватать дыхания, сквозь сжатые зубы рванулся стон переходящий в какой-то рычащий хрип, руки обхватили ее прижимая  к себе, сжимаясь все сильнее и сильнее, он уже не отдавал себе отчета в том что возможно причиняет ей боль, секунда, еще одна..

Дрожь, судорожная, неконтролируемая, дрожь наслаждения от паха до сердца, до мозга, разорвавшая небо и землю с последним содроганием, с долгим вздохом и ручейками пота разом хлынувшими по вискам и спине, словно и не дышал все это время, не жил, не существовал. Словно что-то ушло из его тела, часть жизни и души, и все силы разом. Ставшие ватными ноги подогнулись, Владимир медленно сполз на колени у стены, сжимая в объятиях Дашу, и уронив ей на плечо голову которую не было сил держать прямо. Дрожь накатывалась волнами, медленно, очень медлено оставляя обессиленное безумным желанием и накатившим яростным валом наслаждения тело. И прошли долгие минуты прежде чем хоть какие-то ощущения из внешнего мира стали пробиваться в опьяненное сознание

Мало-помалу стихала и дрожь, оставляя лишь ощущение отсутствия собственного тела. Но двигаться каким-то образом получалось, хотя первое движение - попытка поднять голову - далась с неимоверным трудом. А она была тут. Рядом, в его объятиях. Расслабленная, истомленная ласками, с прикрытыми глазами и полуоткрытыми губами с которых недавно срывались стоны откликавшиеся в его собственном сердце. Владимир не сразу почувствовал себя в силах встать. Ноги все еще были ватными словно из них вынули все кости. Он сдернул широкое полотенце - благо крюк был недалеко и длинные полы его вполне можно было достать не вставая. Обернув им Дашу как ребенка одеялом легко коснулся губами ее лба, и уложив ее голову себе на плечо мягко баюкал в объятиях.

Владимир не отрывавший от нее взгляда не упускал ни единого момента этого пробуждения, и уголки его губ мягко дрогнули обозначая улыбку. Он осторожно, словно еще не доверяя своим ногам встал, поднимая ее на руках. Следовало бы отнести ее в кровать - но он не знал в спальне ли еще Любаша, а появляться перед ней в таком виде уж точно не следовало. Да и.... Черт так нельзя.
Он осторожно усадил Дашу в кресло, обхватил ее голову ладонями, касаясь губами волос а сам шагнул к кадке. Вода остыла? Вот и хорошо. Без хорошей порции прохладной воды он сейчас попросту готов был растянуться на кровати и уснуть до завтрашнего утра. Ковш, второй, мыло, мочалка - не мягкая губка Даши а жесткая, волокнистая, растирающая тело докрасна, разгоняющая кровь и возвращающая бодрость. Или хоть подобие ее. И еще ковш и еще, а потом подняв кадку в которой оставалось всего с полведра - поднял ее над головой и разом вылил на себя весь поток, не заботясь о том что залил всю ванную водой. Сток был устроен грамотно, пол имел неощутимый но все же уклон в сантиметр с небольшим - вполне достаточно чтобы вылитая на пол вода очень скоро стекла в сток а оттуда - в трубу которую пришлось вывести наружу как водосточную - поскольку ранее при этой комнате ванной не было. Поставив кадку он отфыркнулся и замотал головой разбрасывая брызги с мокрых волос, и сдернув второе полотенце обернул его вокруг бедер, не заботясь тем чтобы отереться. На все это ушло не более десяти минут - и он уже опустился на колени у кресла в котором оставил укутанную в полотенце молодую женщину

- Никогда не любил ванны - в тон ей отозвался Владимир с удовольствием вглядываясь в ее лицо - Это ваша прерогатива, баронесса.  А я пожалуй до конца жизни не забуду некоторые армейские привычки, сочувствую вам.

- Твоя правда - он улыбнулся и встал, поднимая ее на руки - Тебя надо просушить, еще простудишься не ровен час.
Дверь в спальню снова открыл ногой и прошел по паркету оставляя мокрые следы. - Куда изволите, баронесса? В кресло или сразу в постель? Я еще не знаю всех ваших привычек

- О да. Мальчишки наверное уже извелись - он опустил ее в кресло у камина, и опустился рядом на колени - Пожалуй придется тебе позвать Любашу. Если я останусь здесь то нас внизу не увидят до завтрашнего утра

- Ну уж нет. Если мне оказывают такую честь - грех от нее отказываться. Командуйте, госпожа моя, я на все готов. - Владимир не поднимаясь с колен проследил за ее перемещениями, и с веселым любопытством поглядел на бутылек - А это что такое?

- Так вот почему твои волосы всегда так упоительно пахнут - тонкая улыбка скользнула по его губам. Он поднялся с колен и провел гребнем по ее волосам - сперва довольно несмело, опасаясь неловким движением причинить боль, дернуть или еще как-то оскандалиться. Но потом сообразив что масло обеспечит по крайней мере ровное скольжение осмелел, и уже спокойно, с видимым удовольствием стал расчесывать ее волосы - все еще влажные, поблескивающие в бледном свете осеннего дня льющегося в окна.

- Так вот выходит кто главный страж твоих тайн? - Владимир весело усмехнулся - Учту на будущее, благодарю. Кстати об этом "попаду в немилость" - если кто и попадет к ней в немилость то это я, что отбиваю ее обязанности. Между прочим любопытная тенденция - ты не замечала как часто господа попадают в зависимость к слугам? Казалось бы с чего тебе беспокоиться о ее мнении, ан нет

- Твоя правда. - отозвался Владимир. Прервался, чтобы вновь нанести масло на гребень и сместился чуть левее, снова погружая зубья во влажную каштановую гриву. Странно... почему это занятие приносит такое умиротворение... Никогда бы не подумал. Всегда раздражался тем сколько времени у женщин занимают все эти мелкие детали а сейчас чуть ли не упиваюсь ими. А вслух заговорил далеко не сразу, по ассоциации с упомянутым ею именем Ливена - вспомнился и шрам и ее рассказы.. - Даша-Дашенька. Вот интересно - если бы мы встретились семью годами раньше.  Смог бы я заинтересовать тебя? Боюсь что нет

- А вот мне и любопытно. И до и после. - он спрашивал, пытаясь представить себе эту встречу, вспоминая себя в восемнадцать лет и рисуя себе ее - Как ты думаешь? Замуж за меня тебя бы конечно не отдали - я был на вид заносчив и задирист, на вид типичный повеса от которых тебя и думали оградить этим браком. А вот заинтересовать тебя я бы смог? Правда боюсь что нет

- Вот думаю реакция не приличествующая даме меня бы и "зацепила". Довольно емкое словечко. - усмехнулся Владимир - А девушки... помилуй, какие могут быть предпочтения в восемнадцать лет. В этом возрасте уже считается обычным служить, носить эполеты, драться, воевать и убивать если нужно, и юноша считается уже мужчиной. Но разве многие осознают собственные вкусы и желания? Я тогда был довольно хорош собой и знал это, поэтому не особенно смущался в обществе девушек. Дурак дураком, можешь себе представить