Черная и беззвездзная ночь, сыплющая снегом с мрачных, нависших над самыми ветвями деревьев туч. Снова ночь, снова вдвоем, снова с намерением пролить мстить, но вокруг не величественное молчание великолепных гор, а тихий шелест голых ветвей, не дикая, прекрасная природа Кавказа а обыкновенная усадьба. Тишина. Глубокой ночью в окнах барского дома не светилось ни единого окна. Знать бы где окно спальни хозяина - обошлось бы все куда быстрее, но ни тот ни другой этого не знали. Сторожей тоже нет, а псарня повидимому за домом - если вспомнить рассказ Миши. Вполне можно выкрутиться.
Лошадей они оставили в лесу и расставшись в перелеске пробрались к поместью разными путями, чтобы оставить две дорожки следов. Снег падал достаточно густо, но кто знает как скоро хватятся пропавшего помещика. Забор для двух офицеров, не раз и не два совершавших вылазки самого разного рода - не составил никакой преграды, хотя был сработан на совесть - не хуже чем те о которых вспоминал Воронов, рассказывая про горный аул. Только сложен был не из самана а из обыкновенных кирпичей - тем легче оказалось на него влезть.

Корф без возражений отдал другу спички и пробравшись ближе к дому стал за крыльцом. Сердце еще не отошедшее от встряски полученной в библиотеке  билось неровно, его толчки он ощущал всем телом, и каждый удар отзывался чем-то острым, словно у него в груди бился маятник с заточенными краями. Сколько понадобится Воронову времени? Наверняка не долго. А если в конюшне есть сторож? Не хотелось, ох не хотелось подставлять друга, но в конце концов Серж - не Репнин. Если в конюшне есть сторож - тем хуже для него, а Воронов уж точно не позволит себя ни задержать, ни опознать, ни поднять тревогу.
Его ожидание продлилось недолго. В тишине послышался топот, негромкое ржание и из конюшни одна за другой стали выбегать лошади. Чего и следовало ожидать - не губить же невинных животных ради жизни этого борова

Расчет оказался верным. Едва Воронов выволок из конюшни сторожа - из маленьких окошек под самой крышей потянуло дымом и когда ротмистр оставив несчастного не понимавшего что вообще происходит посреди двора -забежал за стену какого-то сарая неподалеку - послышался утробный рев разгоравшегося пламени. В распахнутых воротах конюшни показалось зарево, из оконцев выплеснулись первые языки пламени и послышалось сакраментальное "Пожар, Пожааааар!!!!" Из барского дома один за другим выбегали люди - судя по виду - слуги или крепостные. Лошади оставленные без присмотра посреди двора и напуганные криками, а еще больше ревом разгоравшегося огня заволновались, заржали, выманивая из дома и пристроек еще больше народу. Однако у этого гада немало челяди. От конюшни повалил дым, такой густой словно двор мгновенно затянуло туманом, в котором с диким ржанием заметались тени лошадей. Крики и суета нарастали, выбегавшие полуодетые люди кидались ловить лошадей, отчего те, напуганные еще больше взвивались на дыбы и кричали усиливая свалку и панику. Кто-то надрывно кричал пытаясь организовать людей, но те, не понимая еще что происходит по большей части бестолково тыкались друг в друга мало что разбирая в густеющем дыме.

Отредактировано Владимир Корф (26-04-2015 02:31:12)

Владимир прижавшийся к боковой части крыльца то и дело взглядывал наверх. Ялубский заставлял себя ждать. Неужто думает что крепостные справятся с пожаром сами а он может мирно почивать? Но нет, вот он похоже... В пальто накинутом поверх халата. Серж описал его точно - не узнать его было нельзя. Помещик выскочил на крыльцо раззявив рот от изумления. В его руке Корф с нарастающей холодной яростью увидел стек с витой рукоятью. Ах ты сволочь, едва с кровати встал а все туда же.... Ялубский что-то кричал кому-то внизу, но в воплях людей, ржании перепуганных лошадей, и реве пожара его голоса было не разобрать. Несколько людей подбежавших за распоряжениями. Что-то кричит, размахивает руками, ткнул кого-то своим стеком.. Жди, жди... Вот они, отбегают, явно получили приказ заняться делом а не носиться без толку, отлично самое время... ну же господин Ялубский не заставляйте меня ждать...
Дым от гнилой, лежалой соломы затянул двор до такой степени что в паре саженей уже было не рассмотреть человеческого лица, и силуэты метавшиеся в нем казались иллюстрацией к дантову аду. Дружный вой и взрыв криков сопровождал сноп огня взвихрившийся по стенам дровяного сарая, второй пожар вспыхнувший неподалеку от первого заставил людей взвыть от страха и паники. Теперь уж точно никому ни до чего не будет дела . Переваливаясь как гусь помещик вопя что-то неразборчивое торопливо спустился с крыльца когда Корф тронул его сзади за плечо, и тот обернулся уже открывая рот явно для того чтобы наорать на того кто смеет приставать к нему в такой момент. Лишь секунду он видел перед собой эту отвратительную физиономию с откляченной нижней губой и жидкой бороденкой, а в следующую - безо всяких предисловий коротко и резко двинул его в челюсть, вложив в удар весь свой вес и всю силу на какую был способен. Помещик осел точно сноп.

Отредактировано Владимир Корф (25-04-2015 21:28:28)

- Подальше. Вон там темно - сад, парк, огород - неважно  что, людей там сейчас точно не будет.
Сказано- сделано - жестом привычным за многие десятки раз когда они так же выволакивали из боя раненых, машинально подстраиваясь движениями в ногу, друг под друга, перебросив его руки черед плечи молодые люди протащили помещика вдоль самой стены дома до сада и дальше, дальше пробираясь к ограде. Забор высок - не беда. Вот когда пригодились прихваченные Вороновым из конюшни уздечки. Опоясав ими Ялубского подмышками Корф подсадил друга на забор, и тот с гребня потащил на себя его как сома из речки, а Владимир всеми силами подталкивал его снизу под зад. Даже объединенными усилиями это действие удалось с колоссальным трудом. Сергей глухо захрипел от натуги и Владимир на секунду вынырнув из владевшего им холодного оцепенения вздрогнул при мысли - не откроется ли вновь от такого напряжения его рана. Но вроде обошлось. Помещика перекинули через гребень стены, уцепившись одной рукой за протянутую руку друга а второй отчаянно цепляясь за неровности кирпичей, Владимир вскарабкался следом. Сидя на гребне они не сговариваясь поглядели в сторону дома, оставшегося далеко слева от них. Узкий двор был весь затянут дымом, крики только разрастались по мере того как разгорались обе постройки. Вот и славно - паника там сейчас стоит такая что никто не сможет вспомнить - где был в это время хозяин, никто не обратил внимания на двух незнакомцев - таких же бесплотных и безликих теней как метавшаяся в дыму челядь.  Тем лучше. Тем лучше...

Отвращение и ненависть глушили все. Перед ним был не человек, а отвратительное нечто, нечто, не заслуживавшее ни жизни ни даже смерти. Смотреть дальше на эту агонию страха, и видеть за ней молчаливые слезы Миши, рубцы на его теле, страшные картины которые раскрывались в его рассказе - было невыносимо. Что ни сделай с ним - всего будет слишком мало! Но мало было наказать - надо было еще и оставить в живых. Причем так, чтобы он не смог указать виновника. И жил, жил как можно дольше, помня каждый день и каждую минуту о том - кто его наказал и за что. Он правда сомневался в том что Ялубский хоть на долю секунды раскается в содеянном, скорее уж будет исходить ненавистью пуще прежнего, но это его не волновало. Сейчас перед ним было существо которое следовало наказать, и не было смысла затягивать с этим наказанием. Его пальцы вцепились в ухо Ялубского и потянули на себя с такой силой, что бешено мотавшаяся голова приподнялась над землей, удерживаемая за ухо на весу. Глаза расширились еще больше, почти выкатываясь из орбит, панический вой стал еще более утробным, ухо натянувшееся под весом головы побагровело несмотря на холод, и Владимир извлек из-за сапога охотничий нож с тяжелым клинком, захваченный им из дома
- Это за Егора. - Взмах ножа, отточенное лезвие легко перехватило натянувшийся хрящ, вой перешел в визг которого не заглушал уже даже кляп, голова плюхнулась на землю, и стянутое веревками тело задергалось, прижимая к земле кровавую рану. Корф с отвращением посмотрел на зажатое в его пальцах ухо, отрезанное почти у самого основания - правда довольно неровно, и бросив его рядом с головой ухватился за другое, вновь вздергивая голову с дико выкаченными глазами вверх
- Это за Алексея. - Снова взмах, и снова Ялубский повалился головой на окровавленный снег, исходя воем и слезами, дико мотая головой и изворачиваясь словно пойманная змея.

Владимир отер нож о снег, и глянул на помещика. Тот был в обмороке - не столько от боли сколько от страха. Ничего, скоро очнется. А пока не мешало бы сделать кое-какие приготовления. Просить об этом друга он не хотел - что бы он ни делал это его месть и его ответственность. Руки сами выдернули из раззявленного рта скрученную жгутом ткань, и растянув в кулаках тонкий ремешок он зацепил его за зубы нижней челюсти и насколько можно оттянув челюсть вниз - зафиксировал положение, обернув ремень подмышками. Шея и верхняя часть хребта у Ялубского выгнулись как у лошади при насильственном сборе. Весьма символично. Помещик все еще не приходил в себя, и Владимир уселся рядом, выстругивая ножом распорку нужной высоты.

- Думал. - негромко, не поднимая головы отозвался Корф

- Верно. - Владимир повертел в пальцах деревяшку и бросил ее другу. Тот с усмешкой разглядывал ее какое-то время а потом перебросил обратно - Вот уж никогда бы не подумал что когда-нибудь решу воспользоваться этим же методом

Владимир бросил на друга внимательный взгляд, но не увидел ни тени осуждения. Собственно, даже если бы и видел - это бы его не остановило, но сейчас все было намного проще. И совет Серж дал ему дельный. Еще бы - самому ему тоже рвали кожу и мышцы раскаливая крюки докрасна. Каленое железо прожигает живую ткань а не разрезает ее, и крови при этом практически не бывает. Он кивнул, и взяв помещика за подмышки подтащил его поближе к костерку. Воронов не заставив себя просить поддержал спеленутого помещика под колени перетаскивая на новое место и вновь опустился на свой пенек. А Владимир начиная приготовления к следующему этапу наказания всунул лезвие ножа между зубов помещика, нажал как рычагом открывая ему рот, и вставил вертикально меж обе распорки, чтобы удерживать рот открытым.
Ялубский тем временем закряхтел попытался замотать головой, но ремень оттягивающий ему нижнюю челюсть вниз удержал. Помещик распахнул глаза, и них мгновенно воскрес прежний ужас а из раскрытого рта вырвался такой крик что впору было зажать уши. Он забился, пытаясь выкрутиться, еще не понимая что происходит, но все более и более заходясь от паники. Корф смотрел на него, со странным ледяным отрешением, словно весь его прежний гнев и ярость куда-то отступили во время этих методичных приготовлений. И вправду говорят что месть это блюдо которое следует есть холодным. Лишь бесконечное презрение и холодный приговор мог прочесть перепуганный помещик в его глазах. От воплей звенело в ушах, но и это было где-то в стороне, когда он отвел в сторону руку с ножом и сунул его в пламя костерка. Толстая сталь нагревалась долго, лезвие вначале потемнело, потом заалело по краям. Рукоять в руке тоже стала нагреваться, сделавшись вначале теплой, а потом и горячей. Клинок уже алел острым багрянцем в огне, когда визг Ялубского кажется понявшего что его ждет взвинтился казалось до самых небес.
- Это - за Михаила - услышал Корф чей-то холодный, страшный в своей ясности голос, и надавив всем своим весом рукой и коленом на лоб заходившегося в крике толстяка намертво зафиксировал его голову и опустил в раззявленный воплем и распорками рот раскаленное лезвие ножа. Побелевшие от страха и ужаса глаза выкатились так что казалось вот-вот выскочат из орбит, крик перешел в надсадный визг, Ялубский засучил связанными ногами, задергался словно в предсмертных конвульсиях, отвратительно запахло паленым мясом, когда Корф вгонял хищно алевшее острие все глубже в корень языка, прожигая поперек все волокна и ткани. Хрустнула и безвольно отвисла нижняя челюсть под давлением его рук, глаза помещика остекленели и визг оборвался.

- Да. - Владимир с трудом поднялся на ноги. Ледяная корка сковавшая все чувства не отпускала, и глядя на изувеченного помещика он не чувствовал ни капли жалости. "Весь белый... прижимался к собаке... в ее крови.... Чуть не утопил.. передержал.... Привязывал к столбу.. заставлял смотреть... Алешка выскочил с щенком... Решил что я умер... выманивал.... " - Помоги мне его перевернуть.
Следующий этап мести - собственно и самый главный следовало сделать сейчас, пока Ялубский был без сознания. Не потому что Корфа хоть в малейшей степени волновало - причинит он ему боль или нет, если уж на то пошло то помещику следовало доставить как можно больше страданий. Но простая логика подсказывала что лучше уж пощадить его сейчас - и сделать все пока он в отключке, потому что задумка требовала величайшей точности исполнения. Ведь стоит ему дернуться хоть чуть-чуть, и лезвие ножа пройдет мимо, а может и глубже чем следует, нанесет простую рану а может и убьет - ни то ни другое не входило в его планы.
Вдвоем они перевернули грузного помещика. Воронов поднес горящую головню повыше, и Владимир одним махом разрезав и халат и ночную рубашку измазанные сейчас снегом и грязью обнажил широкую, дряблую спину. В животе скрутило отвращением от необходимости прикасаться к его телу. Но ничего не попишешь... сильными нажатиями пальцев он прощупал скрытые под слоем жира позвонки и найдя наконец длинный, характерно выступающий отросток седьмого шейного - вколол сразу под ним в кожу острие ножа. А потом приподнявшись оперся на рукоять двумя руками. Клинок начал свой медленный, страшный путь вглубь, и Корф прикусил губу от напряжения, с усилием загоняя его глубже и глубже, ощущая как там в глубине скрежещет сталь о кости, проходя между ними, расслаивая хрящи и разрезая связки, все глубже и глубже, к спинному мозгу, в совершенно ясном намерении перерезать хребет, оставив в неприкосновенности все остальные органы. Именно так. Корф не хотел убивать Ялубского. Он хотел его искалечить. На всю оставшуюся жизнь.

Отредактировано Владимир Корф (26-04-2015 16:06:43)

Было около пяти часов пополуночи, в густеющем снегопаде у самых ворот поместья Никиты Васильевича Ялубского промчался всадник. Непроглядная тьма еще не сменилась предрассветной серостью - долгие ночи декабря пробивались рассветом лишь после семи. Лишь на секунду задержавшись у ворот он сбросил с седла нечто, напоминающее огромный темный мешок, и так же стремительно умчался прочь. А через несколько минут раздался заливистый, троекратный свист. После ночной паники в поместье и едва загашенных пожаров челядь Ялубского была на ногах, в страхе перед хозяином слуги не смели ложиться спать, и принялись растаскивать обугленные бревна оставшиеся на месте дотла сгоревшей конюшни и дровяного сарая. Стук копыт заглушенный снегом не привлек ничьего внимания, а вот на свист калитка в воротах приоткрылась, и высунулся встревоженный привратник. Никого не увидев он лишь после обратил внимание на большой тюк лежавший прямо перед воротами. Несмело подошел проверить... и окрестности огласились пронзительным испуганным вскриком.
Корф и Воронов, затаившиеся под ближайшей купкой деревьев не стали дожидаться когда опомнившиеся люди начнут поиски, и убедившись что у ворот один за другим стали появляться люди с фонарями - развернули коней в сторону дома.
Скакали они напрямую, не слишком скрываясь - темнота и густой снег укрывали их от посторонних взглядов и густые хлопья падавшие с неба за полчаса укроют следы копыт пуховым белым покрывалом.  И не опасались что их найдут по следам - челядь и без того перепуганная ночным пожаром и страшной находкой будет бестолково метаться из стороны в сторону, и не додумаются сами организовать облаву. пошлют за доктором, и лишь когда тот осмотрев пострадавшего увидит следы произошедшего - лишь тогда пошлют за исправником. А от их следов к тому времени не останется ничего.
В поместье еще все спали когда двое друзей вновь провели лошадей шагом через двор, и расседлав и обтерев коней - вошли в дом.
- Если вдруг начнут шариться по окрестным поместьям и расспрашивать. Где мы провели ночь? - нарушив долгое молчание спросил Корф, снимая шинель Воронова и отряхивая снег с волос