- Ну во-первых сказать я могу что угодно - он весело сощурился, и потерся щекой о ее пальцы словно кот - Язык у меня без костей, и вам придется научиться угадывать где я шучу а где серьезен. А во-вторых - я не надел бы вот это - он повернул голову и с улыбкой коснулся губами ее ладошки сразу под белым ободком кольца, а потом снова прижался к ней щекой - вам на палец если бы так считал. И к слову, скажите -ка мне госпожа будущая графиня - где бы вы предпочли жить? И что вас прельщает больше - упоение тихой сельской жизни - или же блестящий свет Петербурга?

- В Петербурге, полагаю - он чуть передвинулся, устраиваясь поудобнее - вытянул нывшую левую ногу по полу, и опер руку о поднятое колено правой, все еще держа ее ладошку в своей. Запрокинув голову чтобы поглядеть на нее снизу вверх он практически опустился виском ей на колено, скрытое под пеной юбок, да так, словно это было самой что ни на есть само собой разумеющейся вещью на свете. Впрочем... разве она не стала уже его невестой? И хотя на людях подобная близость была бы недопустима, вульгарна, попросту неприлична - наедине он и не мыслил что эта его поза может быть превратно истолкована. - Слышал у Владимира там есть особняк, но и у меня тоже. Будут там балы и приемы... и обязательный кружок блестящих дам, который не сомневаюсь - очень быстро вокруг вас образуется.

Ее слова его одновременно развеселили и насторожили. Боже, да понимает ли она что ее ждет? А если без общества, без развлечений, то.... Долгие дни в одиночестве и ожидании вечера - это в лучшем случае. Но говорить ей об этом вновь? Снова сочтет что я ее отговариваю или пугаю. Но само построение фразы дало ему возможность отшутиться
- А вы предпочитаете дамам кавалеров? - он полунасмешливо полуехидно вскинул бровь - Что же, это полагаю интересно, но крайне опасно!

- А то сами не догадываетесь! - Воронов весело сощурился - Вы, милая Анна очаровательно наивны, но ведь не слепы же! И если только ваше зеркало не замазано краской, или его по недосмотру Глаши не затянуло паутиной - должны бы хоть иногда видеть свое отражение, и понимать, что если мужчину допустить до близкого общения с такой красивой женщиной - то отвадить его можно будет лишь насильно! Право, боюсь мне придется перестрелять половину Петербурга!

- Ах, сердце мое, боюсь вторую половину Петербурга вы заинтересуете в совершенно другой мере, и уж с нею  вам придется разбираться самостоятельно - в той ней отозвался Воронов, не пытаясь однако скрыть смешливых искорок выплясывавших в темной глубине какой-то озорной танец, и явно не вязавшихся с серьезным и почти печальным голосом - Кодекс чести запрещает вызывать на дуэль дам - даже изнывающих от зависти!

- Идея любопытная - Воронов чуть сощурившись склонил голову набок, словно пытался что-то понять... да так и не смог. - Только вот не заскучаете ли вы, схлопнув мир и интересы до одного человека? Впрочем.... он пожал плечами и опустил голову на ее колено, закрывая глаза.
Что "впрочем" он так и не договорил. Не то потому что обещал себе не возвращаться вновь к этой теме, не то потому что это было бесполезно....
А на самом деле потому что ему попросту расхотелось говорить. Редкий, очень редкий случай - но... Важнее всех слов сейчас было ее колено под его виском, слабый запах чего-то цветочного от мягких складок ее платья. Ощущение ее пальцев в его ладони. Маленькое чудо, которое представляет себе сказку... но не знает как это тяжело. Ждать.. одной, ждать изо дня в день.... Ждать и верить что один человек может заменить тебе весь мир!
Наверное так верить можно лишь в двадцать лет. И как горько они потом разочаровываются.
Не дай мне, Боже разочаровать ее... - как молитва, фраза которая волей-неволей всплывала всякий раз при виде ее сияющих глаз, странным ощущением. Он все еще не мог поверить и понять. Чем же он мог заслужить этот свет в ее глазах. И каждый раз чувствовал себя чуть-чуть неловко, и вместе с тем..
Вместе с тем - теплым светом был ее взгляд и ее голос... ее безоглядная восторженность, за которую он почему-то чувствовал себя чуточку виноватым.
Милая... светлая... солнечная девочка...
Теплом по душе, теплом по сердцу плыли ее слова. И мягкие и встревоженные, и шутливые.. Вспомнилась вдруг их пикировка тогда - в самый первый вечер, и уголки губ дрогнули в улыбке. Теплое, солнечное создание... Нежная... удивительная.... неужели же моя!? Чем заслужил я тебя? Разве заслужил?
- На Кавказе растет один удивительный цветок. - вдруг заговорил он не открывая глаз, и сам не зная - в силу какой странной ассоциации так сменил тему - Обычно цветы растут там где есть вода и земля... а этому кажется не нужно ничего. Он растет на самых крутых склонах, у самых вершин. В голых казалось бы в трещинах скал, на таких кручах что дух захватывает при одном лишь взгляде на эту высоту. Он не боится ни ветров... ни снегов... Это даже не цветок... он похож на живую звезду с узкими серебряными лучами, и пушист словно свежий персик. Добраться до него и сорвать - большое испытание. Многие пытались, я видел. Но вскарабкаться по голым скалам и крутизне на высоту сотен саженей под силу далеко не каждому. Горцы связывают с ним множество легенд... и от его необычности.. и от его редкости.. а более всего - от его недоступности. Они считают что добраться до него... дотянуться и сорвать - может лишь истинно мужественный человек... А еще они верят, что сердце девушки, которой этот человек принесет этот цветок - навсегда будет принадлежать ему.

Воронов едва заметно улыбнулся когда ее рука коснулась его волос. Удивительное ощущение - сладостное настолько что он с трудом заставил себя отвлечься от него и заговорить, хотя словно какой-то ток пробегал от ее пальцев по волосам, по задней поверхности шеи, растекаясь по плечам и сползая до самого сердца теплой, расслабляющей волной.
- Я его сорвал однажды. И предупреждая ваш вопрос - не для кого-то. Это было уже много после Мари - так что я не собирался его никому дарить. Просто... Как пари с самим собой - доберусь ли, смогу ли. - он помолчал, уголок губ дернулся в странной иронии - Смог. Он хранил свежесть долго... очень долго - словно только что сорванный. Я несколько лет носил его в записной книжке между страницами.

- Каков есть. Сочувствую вам по этому поводу - Воронов усмехнулся и открыв глаза посмотрел на нее снизу вверх каким-то странно глубоким взглядом. Когда-нибудь я подарю его тебе. Серебряную звездочку с кавказских вершин. - За мной водится немало сумасбродств как дурных, так и забавных-  к примеру - знаете каким образом я вообще умудрился угодить в плен? Я как-то рассказывал об этом вашим домочадцам, когда приехал знакомиться с будущей баронессой, и она на пару с мадемуазель Орловой подбили меня рассказать им несколько кавказских баек. Не в пример тому же Корфу о Кавказе я рассказывать могу бесконечно, но вот в выборе историй боюсь иногда ошибиться.

- Ну не совсем про плен, а про то как я там оказался. - Воронов с едва заметной улыбкой чуть приопустил веки от такой поправки. Впрочем - ей он мог рассказать даже и об этом, если бы она спросила. - Была весна... конец марта - время когда высоко в горах потихоньку сходят снега, и в размоинах недотаявшего льда начинают проглядывать первые цветы - хотя трава появляется только в мае. В это время там еще холодно, но воздух становится прозрачен как слеза, и так божественно вкусен, словно ушедшая зима отмыла его от всего грязного и тяжелого, а еще толком не наступившая весна - не успела наполнить его своими запахами.... Прошедшая только что зима была тяжелой... Пять месяцев жестокого голода - наш ротмистр сильно ошибся с выбором места для лагеря, мы устроили гарнизон на склоне Казбека, на такой высоте, что когда ударили первые морозы - нас отрезало от остального мира. Подвозить к нам продовольствие было невозможно - по тем отрогам в лед и снег даже на козах было не пробраться. Поэтому пришлось выживать своими силами. Вначале было просто трудно... потом голодно.... а потом люди стали умирать - от болезней и от голода. Но в общем никто из нас и не рассчитывал дожить до весны. Жевали вареную  кожу из старых упряжек, ремней, сапог.... пили растопленный лед... курили траву которую выкапывали из-под снега.... охотились на крыс... Ни одного аула, ни одной деревеньки на десятки верст окрест. Скалы, небо и снега. Из более чем двухсот человек - тот волшебный март встретили человек тридцать, которые едва держались на ногах, когда к нам наконец добрался один рисковый маркитант с двумя осликами, а за ним уже подтянулись наши обозы, подкрепление, люди и прочее.... - он поднес ее ладонь к своей щеке и улыбнулся - Трудно представить насколько воскресшими мы тогда себя чувствовали. На одном из склонов Казбека по легенде находится святыня, древний монастырь находившейся в скальной пещере на невообразимой высоте. И несколько человек, в том числе и я - на волне такого вот восторга за избавление от голодной смерти - решили совершить паломничество туда, наверх. Это ранней-то весной, когда лед сошел не полностью, а выше места лагеря и вовсе оставался почти сплошным. Скажете - безрассудство... а ведь мы нашли ту пещеру.. и монастырь в ней... Хотя это дорого нам стоило впоследствии - но мы ее нашли. 

Отредактировано Сергей Воронов (24-08-2015 01:09:45)

- Вы великолепный слушатель, Анна - Воронов улыбнулся и чуть прикрыв глаза потерся виском о ее колено, словно сытый кот. - Вам хочется рассказывать и рассказывать... Монастырь этот называется Бетлеми. По аналогии с Вифлеемом как думаю нетрудно догадаться. Нам рассказал о нем один парнишка, Никандро, который довольно долго пробыл с нами. Рассказывал легенды и предания, пересказывал на память множество поэм - начиная с Хемсе и до Витязя в тигровой шкуре. Любопытный был парнишка, и с ним самим тоже была связана.... история - он неожиданно мрачно усмехнулся - довольно любопытная... на свой лад. Но возвращаясь к монастырю....По одной из легенд в нем жило семь монахов, причем один из них был настолько свят, что когда по утрам в его келью проникал солнечный луч - он опускал на этот луч Евангелие и книга не падала. Но однажды к монаху подослали женщину, он согрешил - и свет оставил монастырь. А за ним ушли и монахи. По другой - в нем похоронена легендарная царица Тамара, но с местом ее захоронения дело обстоит еще более таинственно чем с могилой Атиллы. Я навскидку знаю не менее семи мест, в которых старожилы клянутся что знаменитая царица похоронена именно в их краях. Но монастырь этот существовал давно. И так же давно  был заброшен. До нас туда полагаю лет сто никто не ступал. Воронов устроился поудобнее и принялся рассказывать по порядку - Мы вышли на склон еще затемно. Но Казбек... Ах, Анна.... - он прикрыл глаза - Казбек... о нем можно рассказывать и рассказывать, и я рискую сбиться. Поднимались долго вслепую, растянувшись цепью вдоль склона... Никандро говорил что вход в пещеру высечен в отвесной красной скале - а как увидеть ее на этом великане. Ведь я даже не смогу описать насколько он велик, Анна... Наш лагерь находился на высоте около двух тысяч саженей - и это были только его отроги! Потому что сам колосс поднимался над нами словно вырваясь из сонма вершин поменьше которые жались к его подножию, на одной из которых и стоял наш гарнизон. А дальше - почти на такую же высоту, насколько высоко мы были от земли - возносится необозримая, изрытая трещинами и буграми стремительная крутизна... и высоко в небо уходит вершина, которая даже летом покрыта вечным льдом. - он на секунду замолк, и прикрыл глаза. - Воздух над его склонами так пронзительно чист что схватывает дыхание, и кажется наполняет человека изнутри и дышишь, дышишь не в силах надышаться и кажется иногда что сердце готово лопнуть от переполняющей тебя бесконечности.... Над его склонами летают лишь орлы, и их пронзительные крики вместе с ветром и этой чистотой... это свобода, Анна... Вот что такое Казбек... и весь Кавказ... Свобода.... та, где нет ни границ, ни империй ни армий... та, что выше крови и жизни. Та, где царит лишь горный ветер, сияние льда под синевой неба и только крик орла разносится в бесконечности....
Воронов замолчал, и продолжил совсем тихо.
- Я стоял там, над головокружительными кручами, глядя в пронзительную синеву неба, когда хотелось раскинуть руки и броситься вниз в непреоборимой уверенности что стоит сделать лишь шаг - и полетишь. Полетишь над этими хребтами и снегами, вместе с орлом, который только и жил в этой высоте, и на свистящих крыльях вольного ветра.... Этого не забыть... никогда....Больше всего на свете, Анна, я хотел бы показать вам те места...все где бывал.. чем восхищался... показать вам Кавказ... 

Отредактировано Сергей Воронов (24-08-2015 21:01:58)

- После... - он чуть заметно улыбнулся и поднес ее руку к губам - После было после. Расскажу и это если хотите... А вот до.... Вы спрашиваете как мы нашли его? Искали красную скалу - долго искали... Ведь весь склон что был выше нашего лагеря и на несколько верст вокруг мы насколько было можно излазали и осмотрели за все время что проторчали в этом ледяном плену - в поисках крыс, червей, травы под снегом.... поэтому поднимаясь - мы понемногу обходили склон, хотя для того чтобы обойти Казбек по кругу даже на середине высоты - потребовался бы не один день. Но нам повезло. Полдень застал нас на высоте... ну чуть менее трехсот саженей выше уровня лагеря - на боковом склоне, так что мы уже не видели откуда пришли. И без того крутой склон здесь обрывался совершенно отвесным обрывом. Мы остановились чтобы решить как быть, несколько человек повернули назад, решив что мы зря ловим мираж. Действительно искать какую-то определенную скалу на такой горе - все равно что иголку в стоге сена. И пока осматривались - ветер донес очень странный звук. Лязг металла. Мы похватались за оружие, но звук повторялся... ничуть не таясь. Мерный, ровный... И только тогда заметили - высоко на склоне - прямо посередине этого обрыва была красная полоса, и с нее свешивалась толстенная металлическая цепь, длиной в несколько сажен! - его глаза заблистали каким-то авантюрным огоньком - Представляете? На диком склоне,  с отвесного обрыва, среди полурастаявших льдов, где казалось бы не должна ступить нога человека - цепь! И посреди отвесного склона - маааахонькая такая площадка прямо под ней. Ну... проползти по этому склону до площадки нормальный человек полагаю только решился бы лишь предварительно вбив в скалу несколько крюков и привязываясь к ним веревкой. Крюков у нас не было, но зато был азарт - после того как мы пережили зиму слово "невозможное" напрочь исчезло из словаря. Ползти по склону правда решились всего трое, но как ни странно добрались. На одном упрямстве полагаю. - он тихо засмеялся, и подавшись вперед продолжал уже с азартом - И вы представьте... маленькая площадка на склоне и к ней свешивается цепь - не вплотную, но подпрыгнув достать и подтянуться вполне можно. Цепь из восьмеркообразных звеньев, толщиной в две мои руки каждое. Толстенная и очень удобная для того чтобы влезать по ней. И только оттуда, снизу с этой площадке и уже когда лезли по цепи вверх - увидели прямо на отвесной стене обрыва - огромные железные ворота! Представляете?

- Если бы! - он усмехнулся - Ворота были огромные...в три человеческих роста в вышину и чуть меньше в ширину. Мы не смогли их открыть - они были заперты, да и створки обледенели. Легче наверное было бы сдвинуть Казбек с основания. Но над ними обнаружилось не то оконце не то проем - прикрытое деревянной створкой. Видимо служило для того чтобы передавать какие-то вещи не открывая ворот. В одиночку бы не достать, и вдвоем тоже, но нас-то  было трое. Вскарабкались друг другу на плечи, выбили эту створку, Сашка Аминов как самый худосочный был наверху - он и влез внутрь, привязал веревку по ту сторону, и мы влезли следом. А внутри.... - Воронов зажмурился - Анна представьте... огромная пещера, такая большая что полукруглый свод было трудно разглядеть. Откуда-то падал луч света и освещал церковный престол. Иконы поблекли и выцвели, вся остальная часть пещеры тонула в полумраке но тем не менее мы увидели и церковную хоругвь, и подсвечники, сосуды, какие-то позеленевшие от времени монеты времен столь давних что трудно было определить к какой стране они принадлежат! Хотели зажечь свечи - но на такой высоте из-за разреженного воздуха огонь не горит. Надо было бы открыть двери чтобы создать тягу, но это было троим не под силу, да и не нужно... И знаете что самое удивительное? Стены пещеры были абсолютно гладкими, закругленными, пол вымощен четырехугольными каменными плитами.. это была не естественная пещера в которой устроился какой-то отшельник, нет! Это человеческими руками был высечен в самом сердце Казбека на такой высоте этот храм! Знаете, Анна, я совершенно не религиозный человек. То есть я верю в Бога но скорее в Бога-отца а не сына. Да простится мне святотатство - но на кресте мне тоже довелось побывать, что ж это - повод считать себя Богом? Но там... мы видели несколько высеченных за большим залом святилища монашеских келий. Каменный столп и огромный крест, высеченный из цельного куска красного камня... И невольно задавался вопросом - как же верили эти люди, что жили здесь. На такой высоте, куда залетают лишь орлы, куда добраться можно лишь с превеликим трудом.... В каких же жутких условиях, в какой жестокой аскезе... И стимулом ко всему этому - был тот крест, и то святилище куда до нас за целый век, а может и более - не ступала нога человека... Для них это был храм Божий... а для меня стал местом земного поклона удивительным глубинам которые иногда обнаруживают в себе человеческие души.

Воронов чуть не прикусил язык, сообразив как это он проболтался. Но зная что она проводила ночи около него, слушая его бред, да и видела сквозные шрамы на предплечьях - почему-то был уверен что она знает и об этом. Хотя он не знал и не помнил что говорил в бреду, за то слишком хорошо знал - что мог бы наговорить. А теперь выходит...Он мог бы отшутиться, но..... но никуда не денешься - ведь обещал рассказывать все что захочет, и отвечать на любой вопрос
- Да - наконец произнес он, как можно мягче, и прижал ее ладонь к своей щеке. - Но это было давно. Четыре с лишним года назад, а на Кавказе даже один год - почти вечность.

Воронов лишь покачал головой и с почти виноватой улыбкой вновь коснулся губами ее пальцев.
- А дальше все было довольно глупо. Окрыленные своей удачей мы кое-как сползли с этого обрыва, но едва вернулись к ожидавшим нас на более пологой части склона товарищам - нас обстреляли, да так, что пятерых положили на месте. Мы укрылись за камнями, отстреливались кое-как, но сами понимаете - отправляясь в гору многого с собой не прихватишь. По винтовке да десятку зарядов на брата. Даже ножи были не у всех, а я дурак - впервые за все время службы расстался с саблей, и оставил ее в лагере - потому что лезть с ней по горам было крайне неудобно. - Он усмехнулся - Вот можете представить насколько мы расслабились и возликовали от того что старик Казбек снял с нас свою ледяную осаду, что совсем забыли о горцах, отправились как на прогулку - сами виноваты. С тех пор поклялся себе что буду ходить скорее без сапог чем без ножа. Можно было бы дождаться сумерек и попытаться пробраться прячась за камнями, но те кто нас выследил были далеко не глупого десятка, и когда ответный огонь прекратился - поняли что нас можно брать голыми руками. Мы видели как они подбираются по склону, сбросили даже десятка полтора каменюк им на головы. Нескольких горцев зашибли, и пока они совещались как лучше нас сцапать - отползли подальше и решили все же попытаться пробраться в лагерь. Чего-чего а валунов, трещин и маленьких лощинок там хватало - будь потемнее - шанс уйти от них был бы вполне неплох. Поэтому... - он пожал плечами. То что там, на склоне Казбека было вполне оправданным и трезвым решением - здесь и сейчас разило какой-то смешной патетикой - Четверых на склоне заметить легко, если бы шли все вместе - нас бы заметили сразу и перебили в два счета всех до единого. Поэтому мы решили разделиться и попытаться пробраться мимо них поодиночке. С расчетом на то, что если даже кого-то одного или даже двоих и схватят, то хоть кто-то проберется незамеченным. Ну.... так и вышло, что не повезло именно мне. Сцапали как раз тогда, когда я перебрался на "наш" склон и уже видел частокол далеко внизу. Зато остальные трое уже глубокой ночью но все же добрались до лагеря живыми и невредимыми, так что наш план себя оправдал.

Отредактировано Сергей Воронов (25-08-2015 16:28:05)

- Напоминать? - Воронов усмехнулся, и протер правой рукой левое предплечье - У меня и без того остались напоминания, на всю жизнь. Но.... - он тряхнул головой - Поймите, Анна... это было. Просто - было. Такая же часть прошлого, как рояль в материнской гостиной, муштра в Корпусе, первый бал и первый смотр, как Мари, как Безенгийская стена и Крестовый перевал... как каждая из моих наград и ран, так и как каждый из успехов. Ни лучше, ни хуже. Просто - прошлое. Если я не люблю особенно распространяться об этом перед посторонними, то лишь потому что.... не знаю почему, просто мне кажется что это будет унизительно для меня - чтобы посторонние знали о том насколько бессильной игрушкой я был тогда. Я не переношу жалости. Жалость унизительна, а этого я не терплю. Но вы - не посторонняя, как и Корф. Не знаю почему - но мне хоть и было досадно что вы слышали тогда все что я нес, но тем не менее не принесло того жгучего стыда, и злости, как бывало, случись кому-то проведать обо всем этом. И вам сейчас могу совершенно честно сказать - что было то было. Прошлое не может ни ранить, ни задеть. И если не хочу, чтобы вы знали о подробностях - то лишь щадя ваши чувства. - он опер руку локтем о колено и опустил глаза на ее руку, которую теперь держал в обеих ладонях, сложив их лодочкой. Говорил он теперь медленно, словно взвешивая каждое слово - Что касается войны... Поймите - в  белых перчатках не воюет никто. И жестокость была с обеих сторон. С обеих, Анна, помните это. Наши тоже не слишком церемонились с пленными, когда надо было выпытать те или иные сведения, которые были важны для нас, как ни тошно в этом сознаваться. Были случаи и когда российские солдаты жгли мирные аулы, и насиловали горских девушек. Да, было. Это правда жестко пресекалось, каралось трибуналом, но в опьянении взаимной ненависти и взаимной мести люди творят подчас страшные вещи - горцы ли они или русские. Для них мы - агрессоры, пришедшие с огнем и мечом на их землю. Кавказ яро отстаивает свою свободу. У них обостренное восприятие свободы, чести, своей земли... Среди горцев до сих пор в ходу кровная месть, такой уж это народ - народ крайностей. Во всем... Но вот скажите - он поднял голову - Если бы вам в руки попался человек, который убивал ваших родных и близких - разве вы не пожелали бы ему отомстить? Тот, кого вы ненавидели бы, всеми силами души. Разве вы не воспользовались бы случаем отомстить? Лично вы полагаю нет - вы слишком нежная душа для этого. Но все же.... В тот момент я ненавидел их - потому что тогда, в той палатке, лишь ненависть помогала выдерживать все, и смеяться им в лицо. Просто чтобы сохранить собственное достоинство, и если умереть - то умереть с честью. Но это было лишь в те дни и те ночи. У меня нет к ним ни ненависти ни злости. Просто... так получилось, что мы по разные стороны войны.

Отредактировано Сергей Воронов (25-08-2015 17:58:29)

- Нужно знать.... - глухо отозвался Воронов опуская голову. - Что ж... Возможно вы и правы.  - он замолчал, так надолго, что казалось и вовсе решил дать обет молчания. И наконец заговорил - прежним спокойным тоном, каким рассказывал о засаде на склоне. - Это было когда только-только пошел мой второй год на Кавказе. Я тогда еще не знал того, что знаю сейчас. Горцы не захватывают в плен простых солдат. Разве что если им отчаянно нужно выпытать какую-то информацию. А так... лишние рты никому не нужны. Мне достаточно было пока пробирался по склону сбросить свой мундир где-нибудь под камнем и назваться каким-нибудь Прошкой из Выгребайловки. Получил бы пулю в лоб на месте - на том бы все и закончилось. Но тогда я этого не знал.. разницы в том как они относятся к солдатам и офицерам. Солдаты для них - просто враги. Пушечное мясо с которым не стоит церемониться - убивали и все. А вот офицеры... офицеры - те, кто командуют отрядами и крепостями, те кто руководят всем и вся - это не просто враги - а Враги с большой буквы. При этом они не видят разницы между корнетом и генералом. Нет, в знаках различия конечно разбираются не хуже наших, просто для них все едино. Эполеты для них словно красная тряпка для быка. А я еще и имел глупость назваться собственным именем. Даже не представлял, что оказывается за мою голову уже тогда была назначена немалая награда. - он усмехнулся - К тому времени когда меня перевели обратно в Петербург, осенью этого года - после пяти с небольшим лет на Кавказе, слышал мою голову уже оценивали в двадцать тысяч рублей, а за живого обещали пятьдесят. Представляете - как дорого они оценили мою шкуру? Для сравнения - жалованье полковника в армии составляет тысячу двести рублей в год

Отредактировано Сергей Воронов (25-08-2015 22:02:20)

- Месть - коротко ответил он, и пожал плечами. - Я стал ротмистром в неполные двадцать семь. Не за то, что все пять лет на Кавказе любовался горными вершинами. И ордена получал тоже не за это. Но за то, за что меня награждали по эту сторону - за то же ненавидели по другую. А тогда... не то узнав фамилию, не то просто из-за эполет - меня не пристрелили на месте. Сорвали мундир, связали руки, привязали другой конец веревки к седлу, да и поволокли по земле за лошадью к своему лагерю. Довольно долго. - он помолчал, водя кончиками пальцев по ее руке, не поднимая головы, чтобы она не прочла в его глазах - как раздирал рубашку и кожу под ней недотаявший лед, и неровная, каменистая почва под ним, было холодно тогда - ранней весной высоко в горах в мокрой грязи перемешавшейся с кровью, как болели руки едва не вырываемые из суставов, особенно когда он изворачивался то одним то другим боком, стараясь подставлять под камни и ухабы плечи а не грудь и спину. Промолчал про побои которые предшествовали этому путешествию - кулаками, ножнами, хлыстами....
- Лагеря их к слову я не видел. Пришел в себя когда в лицо плеснули ведром воды. Оказался привязан сыромятными ремнями натуго к какой-то деревяшке. Мне.... скажем слегка показали кто тут хозяин. И тут же потребовали написать родным письмо с просьбой о выкупе. Я отказался. Какой в этом был смысл - наш ротмистр бы не отослал такое письмо моим родителям. Да и... я сгорел бы со стыда. На какой-то момент они так озверели что я порадовался, что на этом все и кончится, но в этот момент появился Саид...  И это превратилось уже не в обычный плен какого-то офицерика за которого можно получить выкуп. У Саида ко мне были личные счеты, и он сразу дал понять что намерен за все поквитаться. -  Воронов усмехнулся- До сих пор помню его фразу "За все платить будешь". И когда я ответил что большим чем жизнью все равно не заплачу - он пообещал что смерть будет очень и очень долгой. Надо отдать ему должное - слово он сдержал. Письмо меня все же заставили подписать. Такой угрозой.... которую ни один мужчина полагаю не в состоянии будет выдержать. А потом проучили за то что упирался. Попросту, без затей - исхлестали нагайками. Но очень долго. Терял сознание -не беда. Ведро воды в лицо и заново. Спину мою и бока полагаю вы видели. Остановились лишь когда кожи на спине не осталось - был сплошной кусок вскрытого мяса. Довольно нелицеприятное зрелище

Отредактировано Сергей Воронов (25-08-2015 20:47:27)

Воронов молча смотрел на нее долгим, глубоким взглядом, и лишь чуть дрогнули в странной, полной нежности и горечи пожимке, уголки губ.
- Дальше... дальше я очнулся лишь утром. Точнее не сам очнулся - водой отлили. Вода там из горной речки - ледяная... а время - ранняя весна, высоко в горах... Было холодно. - он говорил сейчас спокойно, и очень тихо, словно мягкость голоса могла смягчить или отменить значение слов. Только вот на темные глаза не опускались веки - неподвижный взгляд создавал ощущение что он говорит во сне. Впрочем он действительно ощутил сейчас то о чем говорил. Пронизывающий холод в котором очнулся человек, отливаемый ледяной водой пронзительно-холодным мартовским утром.
- Все так же был привязан к деревяшке ремнями. Они так впились в кожу что почти не чувствовал рук. Саид, который... разбудил меня - сказал что решил поторопить моих сотоварищей. Сказал что будет посылать им каждый день по одному моему пальцу. - он хмыкнул - Я высмеял его. И верно скверно же он учился арифметике - пальцев у меня всего двадцать а письмо до Петербурга только в одну сторону шло бы по тем временам чуть менее месяца в один конец. Но он оказался не так прост. Быстренько умножил двадцать на три, сообразил что в каждом пальце три фаланги, и заявил что тогда отрубать пальцы будет не целиком, а по частям. Тут же и приступили к делу - отрезали первую фалангу от пальца. Ножом, за неимением топора.

Отредактировано Сергей Воронов (25-08-2015 21:38:33)

Воронов медленно выдохнул. Отчего вдруг на мгновение словно бы сдавило грудь? От отзвука давно перенесенной боли? Он посмотрел на свою руку и усмехнулся.
- Надо же. Суставы ноют. Небось, вспомнили о своих утраченных собратьях?  Поздновато, мягко говоря. -он поднял голову и едва заметно улыбнулся. Ведь не все так страшно как могло бы показаться. Ведь это прошлое. И хотя он по-прежнему считал что деталей ей знать необязательно, но... раз данное слово назад не берут. - Саид ушел... отправить "посылочку". Я кажется задремал, но меня разбудил какой-то тип.... Господи, ну и смердело же от него... Знаете, я часто слышал о том ,что некоторые горцы курят вместо табака какую-то траву, и становятся от этого совершенно бешеные. Вот мне и попался такой. Глаза у него были прозрачно-серые, а зрачки такие узкие, словно иглой проколотые. И казались белыми... как брюхо у дохлой рыбы. Он пришел не один... трое .. .четверо... не помню уже. Вот он и...  -он помедлил, пытаясь подобрать слова и облечь эту жуткую тухлую вонь, тяжелую, почти физически ощутимую ненависть исходившую от этого фанатика - в менее тяжелую форму  -  Вы знаете что Коран тоже чтит Иисуса Христа? И деву Марию? Правда ничем не выделяя их из прочих святых. Вообще Коран повторяет многие истории Ветхого и Нового завета, лишь имена там другие. Моисея они зовут пророк Муса, Авраама - Ибрахим, деву Марию - Марьям, а Иисуса - пророк Иса. Так вот, он решил поставить эксперимент. Раз пророк Иса умирал на кресте целый день - ему стало интересно сколько выдержу я. Ну и.... он замолчал.  "Ты у меня кричать будешь. Кричать так что твои друзья-гяуры у себя на Баш лоам услышат. " Снова закачался перед глазами сорванный с шеи крест. Снова сдавило сердце приступом ярости, как тогда... когда он решил что скорее умрет чем закричит.... скрипнули зубы и полыхнули темным огнем глаза, при воспоминании о том, как от удара он упал на раскисшую от воды и крови землю.. и ударился о подготовленный крест. О дырах в старом дереве. О старых пятнах въевшейся крови на нем. О мыслях - скольких еще до него знал этот крест..... При воспоминании о том, как он сам раскинул руки вдоль поперечины креста, бросая ему в лицо оскорбительные насмешки. Единственно возможный был способ, жаль не помог..... Но рассказывать об этом - Анне? "Отрекайся Ворон" Рассказывать о словах которые бросал белоглазому с креста, будучи приколочен уже одной рукой? Такой рассказ будет за версту отдавать дешевой похвальбой. Ну уж нет.
Сергей тряхнул головой и с усмешкой поднял на нее глаза.
- Ну и приколотили. Болтами такими четырехгранными... знаете какими горняки пользуются чтобы гранит ломом раскалывать. Правда не за кисти. Видимо знали что кисть руки может прорвать под тяжестью тела. И - он двумя движениями закатил рукава и сложил предплечья одно рядом с другим. Сквозные шрамы втягивающие между костями предплечья кожу и мышцы над запястьями были абсолютно одинаковы - словно братья- близнецы. Его темных глазах заплескалась насмешка - Правда моя Голгофа была не под открытым небом, а жаль. В палатке явно было мало воздуха. Жаль было тех кто воду из ручья носил. Часто же им пришлось меня отливать, чтобы не пропустил ни минуты этого занимательного процесса. Как выдержал - не спрашивайте. Все надеялся его из себя вывести - не вышло. губы перекосила злая усмешка - После правой руки сделали паузу... знаете - такую, по всем канонам устрашения. Вроде "отрекись, и вторую не прибьем" Гаденыш обкурившийся... Только вот голос у него был уже не тот что вначале. Боялся меня.... даже одной рукой к кресту приколоченного боялся - по глазам его рыбьим видно было.. Не забавно ли? Никогда особо верующим себя не считал. Да и не был таковым. Вот как бывает - гордость и ярость оказываются сильнее веры, или во всяком случае очень неплохо ее замещают..

Отредактировано Сергей Воронов (25-08-2015 22:54:08)

Показалось? Или в ее прикосновении проскользнула жалость? Нет....  Слава Богу, нет...
Воронов медленно выдохнул, мягко отвел ее руки, и опустив рукава застегнул манжеты.
- Говорил? Что ж, неудивительно. Корф все время твердит что меня даже смерть не заставит заткнуться. Одна радость - что хоть в гробу меня никто слушать не станет - усмехнулся он, поднес ее руку к губам, и поднялся на ноги.
- Что ж.... Потом была темнота... какая-то бабка на вид лет двухсот, которая прилаживала мне какие-то примочки на руки, и спаивала какую-то невероятно горькую бурду... Слышал мельком разговоры за палаткой - говорили что Саид когда вернулся едва не пристрелил этого рыбоглазого за самоуправство. - Он с кривой улыбкой вынул из кармана портсигар и взглядом попросив у Анны дозволения вынул одну из из них, и со щелчком захлопнув его, сунул обратно в карман - Могу представить как он разозлился, когда узнал что его трофей едва не угробили, не дав толком распробовать месть на вкус. - Сергей прикурил от порядком оплывшей свечи, глубоко затянулся, и оперся локтем о край рояля. - Когда бабка ушла руки мне все же связали - но спереди. Грех было не воспользоваться возможностью. Раз на закуску были нагайки, а на первое блюдо крест - то мне и думать не хотелось что подадут на остальные перемены, не говоря уже о десерте. Но времени мне не хватило. Зашел какой-то тип, сообразил что я не просто поужинать собственной кровью захотел, позвал дружков, и затолкали мне лошадиный мундштук меж зубов, чтобы больше не пытался возродить традиции каннибализма на собственной персоне. С тех пор очень хорошо знаю как чувствуют себя лошади. Спасибо хоть зубы при этом не сломали.
Он помолчал, и после еще одной затяжки, выдохнув клуб дыма продолжил.
- Счет дням я тогда потерял совершенно. Ориентировался только на то, что каждое утро неизменно являлся кто-нибудь с ножом, и укорачивал мне пальцы еще на один сустав. Но в тот день случилось нечто неожиданное. Саид явился с четырьмя помощниками, и начал с того что выразил мне даже какое-то уважение. И предложил перейти к ним. Сказал нечто вроде "Мы умеем ценить настоящее мужество... тебе все простят....предлагаю жизнь среди нас... в почете...." И убеждал довольно долго. Мне даже показалось что я говорю с глухим... "На каком языке мне сказать чтобы ты понял? Нет! Вац Са'ид..... т'ех йорах ю.." - кривая усмешка дернула угол рта - И тогда он заговорил по-иному... И начал с такого, что.... Скажите, Анна, неужели вам действительно надо все это знать? - неожиданно перебил он сам себя, сам не понимая отчего так сжимается все внутри. Потому что после этого разговора появился тот... узколицый... с пластовальным ножом. Ну КАК можно ей об этом рассказать?!

Отредактировано Сергей Воронов (26-08-2015 14:36:05)

Воронов лишь тихо скрипнул зубами, вновь затянулся дымом и продолжил рассказ. Но теперь говорил быстро и сухо, словно стараясь побыстрее покончить с наиболее жестокой частью рассказа.
- Потом был один горец. Узколицый такой, казалось фаса у него и вовсе нет, а есть два профиля. Большой мастер орудовать пластовальным ножом. Мало того что я уже был привязан за руки к поперечной деревяшке - так на руках повисли еще трое. По одному этому мог догадаться что сейчас последует что-то особенное, но такого бы не предугадал - фантазии не хватило. Вы ведь знаете для чего мясникам пластовальные ножи? - еще один клуб дыма совершенно скрыл его лицо - Ими шкуру с туш снимают. Вот и с меня сняли, правда заживо. И очень медленно. Одной полосой, вот здесь - он провел ребром ладони длинную полосу от левой части груди - через живот до правого подвздошья, словно очерчивая перевязь или орденскую ленту - Но мне хватило. Тогда в полной мере узнал что такое болевой шок. Три пары рук, ремень и деревяшка не смогли удержать меня на месте - шлепнулся в лужу из воды, грязи и крови... Много в моей шкуре было дыр, но подобной боли я до той поры в жизни не испытывал. Даже этот рыбий глаз с его болтами и крестом остался где-то в тени. Только вот они всегда знали где остановиться. Даже насмешки не помогли, а ведь продолжи он еще несколько минут...Надо было видеть лицо Саида, когда придя в себя я заявил что содранного ему даже на один ботинок не хватит.
Лицо Воронова стало совсем жестким. Он вновь выдохнул дым - Потом были крючья. Вроде рыболовных, только побольше, с заточенным острием и ребром. Начали с того что разодрали кожу и мышцы на правом боку, и на животе. Обычные раны, больно но по сравнению с тем, что было - ничего особенного. Зато кровь потекла рекой. Я уж надеялся что хоть кровью изойду насмерть - но Саид вовремя опомнился. Ведь так от нескольких взмахов можно было умереть от кровопотери. Поэтому они остановились. Остановили кровь, а когда продолжили - то предусмотрительно раскаляли крюк на жаровне с углями. Крюк уже не разрезал мне кожу и мышцы а прожигал их. И эффекта больше, и кровотечения нет. Весьма мудро. Так они и продолжали. Прокладывая одну взрезанную и обожженную полосу рядом с другой. Насколько постарались - думаю вы видели.- Он стряхнул пепел с сигары. Рубцы - выбухающие, перекрученные, стягивающие кожу между собой, а кое-где сливавшиеся в сплошной, приподнятый над кожей узловатый тяж - покрывали его тело почти сплошь - от левой стороны шеи, по надплечью - по левой руке до самых пальцев. Грудь, живот, бока и правое бедро до колена - дальше попросту дойти не успели за полтора дня "работы" с перерывами. Она видела это - он знал. Хоть и частично - то, что было открыто повязкой и одеялом, но видела.- Пощадили правую руку - на тот случай если понадобится потребовать от меня что-то написать. И лицо не тронули - чтобы можно было опознать меня, когда по завершении веселья мою голову отправили бы в лагерь. Вот собственно и все. Это весеье продолжалось довольно долго - им приходилось останавливаться, чтобы не довести меня до шока и не дать умереть раньше времени. Иногда даже - роскошь, оставляли меня одного на четверть часа... на полчаса.... А в процессе... действия- Саид рассказал мне много интересного смуглые пальцы оттянувшие голову за волосы, срывающийся от ненависти голос, хрипящий прямо в ухо. Сильный рывок, удар виском об поперечину, еще и еще...Ему пришлось медленно выдохнуть сквозь зубы чтобы успокоить собственное дыхание и появившиеся в голосе хриплые нотки. Так продолжалось с перерывами еще полторы сутки. А потом - на исходе четвертого дня, к ночи появился Владимир.

Отредактировано Сергей Воронов (26-08-2015 14:39:30)

Воронов не ответил. Странное напряжение сковало почему-то все тело, от шеи до пят, так, что казалось он не сможет пошевелиться даже под страхом смерти. Он смотрел не на нее, а на дымок, поднимавшийся от сигары. Дымок поднимался ровно.
Не дрожит. Даже сейчас.... Почему? А кто ее знает.
Наверное надо было посмотреть на нее. Он и посмотрит. Но не сейчас. Несколько секунд. Минут. Чтобы вернуть себе власть над собственной душой, которую только что вывернул наизнанку и выставил напоказ. Впервые в жизни. Ведь даже Корфу он не рассказывал ничего. Все что тот знал - он увидел лишь собственными глазами, и никогда не задавал вопросов.
Наверное надо было что-то сказать. Но он не находил слов. Выходит Корф не так уж и прав.... Только вот действительно нужно было сорвать с себя всю броню - чтобы узнать вкус высшего доверия. И он оказался сухим как пепел... отдавал горечью... но разгорался где-то в душе жаром, названия и сути которому он не знал.
Лишь через несколько долгих, томительно долгих минут он поднял на нее глаза, и уголки губ дрогнули в какой-то пока еще совершенно неживой улыбке

Воронов молча бросил недокуренную и на четверть сигару под ноги и наступил на нее каблуком, гася крошечный алый огонек. А потом протянул руку, и поймав ладонь Анны поднял ее с табурета и легко подняв на ноги притянул к себе, свободной рукой обвивая ее за талию. Он смотрел ей в лицо спокойно, без улыбки, рассматривал ее глаза так, словно бы впервые видел их.
Что я сделал с тобой, девочка, рассказав тебе о том, какими могут быть люди? С твоим неверием во все злое и темное... а я развернул перед тобой бездну. С кем-то другим, кто лелеял и берег бы тебя - ты бы осталось светлым ребенком навечно. А со мной тебе придется повзрослеть.. хорошо ли это для тебя? Если б знать.... 
Его левая рука скользнула по ее руке, по плечу, и зарылась в золотые волосы, пропуская пряди между пальцами, тогда как правая и не думала отпускать ее талию. Он едва заметно выдохнул, стараясь сбросить то странное оцепенение которое сковало сердце точно стальными обручами. Чувством вины - вот чем это было. Чувством вины перед ней. Но... выпущенную птицу уже не поймаешь. Его губы дрогнули, словно в попытке что-то сказать, но с них не слетело ни единого звука. И вместо слов он склонил голову и крепче прижал ее к себе, касаясь губами ее губ.

Время замерло. Ни образов, ни мыслей. Доверчивое солнышко в его объятиях. Вкус ее губ на губах, ее дыхание, тонкая талия под его рукой... одно лишь это прикосновение заставляло учащенно биться сердце. Шелковистые пряди под пальцами. Вот она. Здесь. Солнечный свет, которым полнились ее глаза... Щемящая душу нежность, от которой перехватывало горло. Ведь эта девушка не знала поцелуев. Не знала мужской любви. Никого! И теперь, прильнув к нему - с такой доверчивостью словно бы вверяла ему себя.... доверием... таким бесконечным доверием.... Теснило сердце на-разрыв нежностью и горечью, торжеством и чувством вины, пробуждающимся желанием и туго отдергивающими самого себя удилами "пока нельзя!".  В который уже раз мелькнуло виноватое "не дай мне Бог разочаровать тебя" и смылось в никуда пьянящим вкусом ее дыхания, и кружило голову ее близостью. Куда-то исчезли слова. Их было и не нужно.
Сердце отсчитывало секунды, а он все не мог двинуться с места. Медлил губами на ее губах, не сопротивляясь той волне, что распирала ему грудь безумной смесью ощущений. Она была здесь. Рядом. И первая мысль проявившаяся затуманенном сознании была такова, что он в жизни не озвучил бы ее вслух.. "Господи.... вот в этот миг я хотел бы умереть.... потому что кажется достиг всего, чего мог бы желать человек....и не хочу знать, что принесет  будущее... пусть это слабость, но сейчас я не хочу этого знать...."