- У Корфа был защитник? - глаза Воронова вспыхнули. - Кто? И что это был за свидетель-социалист....

Тень жестокой гордости мелькнула в темных глазах Воронова, когда он услышал что Корф все же сопротивлялся, хоть и бесполезно - раз превратил в фарс суд над собой. Но последние слова Волконского заставили его вздрогнуть. Все тело сжалось словно пружина. Пальцы сжались, сминая в руке тлеющую сигару, гася ее в собственной ладони. Император убил... да не просто убил.. выставил предателем. Но... слышать такое обвинение было невыносимо, пусть даже и сам так думал. И от кого?!!!  Волна тяжелого, слепого гнева поднялась в душе захлестывая с головой. Он вспомнил разговор в котором когда-то Корф рассказывал ему о жене. Он тогда так и не понял этого, этого непонятного псевдоблагородства, в котором Владимир видел лишь манию самопожертвования.  "Положим она считала что расторгнуть брак по причине жестокого обращения будет бесчестьем для мужа и для нее. Но разве наставлять мужу рога - не бОльшее бесчестье для обоих? Да еще семь лет, да еще когда имеешь ребенка от любовника?" услышал он как наяву свой собственный голос.
Он знал, знал что нельзя этого говорить. Как бы ему не казалось это правильным. Что Владимир не простил бы ему даже мыслей таких, гл..... Господи, интересно а не думает ли этот князь, такой добрый и благородный - что это двуличие его дочери убило Владимира? Что не будь всей этой истории, не живи она в обмане семь лет - всего бы этого не случилось...
Прекрати... нельзя так думать.... Хватит... ты просто зол вот и готов на кого угодно сорваться.... Но слова вырвались сами. Тихие, неживые.
- Скажите, Михаил Федорович...ваша дочь семь лет была замужем за князем Ливен. Семь лет состояла при этом фавориткой императора. Вы знали об этом? Тогда? В течение этих лет. Знали? Или узнали лишь потом?

Отредактировано Сергей Воронов (10-07-2015 13:08:07)

- Глупо говорить о вине. - сухо ответил Воронов закидывая голову. - Глупо кого-то обвинять. Ее. Ливена. Владимира. Императора.... нет в этой истории никого кто был бы виновник и убийца а кто-то - невинная жертва а-ля агнец божий. Ни-ко-го. Корф уже давно не мальчишка. Знал на что идет - и по его собственным словам - не оставил ей никакого выбора. Не знаю что он этим имел в виду - но если она будет себя в этом обвинять - можете напомнить ей эти его слова. Не оставил выбора.
Он протер пальцами виски
- Говорите Император убил Владимира.... на его месте я тоже убил бы того кто увел у меня женщину. Особенно ту, которая любила меня. И не считал бы что сделал что-то зазорное. Но... проклятье, я сделал бы это своими руками! - он почти выкрикнул последние слова, с непонятной, бессильной, обращенной не то в пустоту, не то внутрь себя злостью

- Вот и все... - Воронов скрипнул зубами, до белизны стискивая руки. Злость, злость, слепая, нерациональная вздымалась все больше, бурлила по венам словно вулканическая лава вместо крови. Спокойная философия князя была разумеется верна, и в какой-нибудь отстраненной беседе он согласился бы с каждым словом, но сейчас он слышал его слова через одно, и сам не знал почему его вот так скручивает все больше и больше. Что это? Боль? Горе? Страх? Рухнувший идеал? Он чувствовал себя так, словно тонет, тонет в каком-то тягучем болоте, что тянут его за руки-ноги вниз какие-то незримые щупальца, что он тычется стараясь сбросить, перерубить, отмахнуться... а встречает только тягучую мутную воду с которой невозможно бороться. Он закрыл глаза, кусая губы и стараясь успокоиться.
Бесполезно. Его затягивало все глубже, дурацкое, вынужденное бездействие, страшные вести которые рушили весь его мир....
Слепая, бесконечная бездумная ярость росла все больше и больше, душила как удавкой, затыкала комом горло, жгучей волной подступала к глазам.
Не знал он что проще всего было бы просто сесть на ступеньки, закрыть глаза и просто принять то что обрушилось.
Что друга больше нет. Что непогрешимый и величественный образ Государя - рассыпается прахом. Что... как дальше служить тому в кого не веришь. И... действительно ли не веришь?  Принять эти мысли... пережить их. И если на свет родится хоть одна слеза - она принесет облегчение..
и покой.
Только вот не умел он плакать, как не умел и смиряться. Ломиться в стену, в кровь расшибая голову и руки - и то было бы легче потому что давало бы иллюзию действия. Хоть и бесполезного, глупого...
И росла, росла злость, пожирая его как адская топка в которую мысль за мыслью подбрасывала новое топливо
Она сама.. она не примет... Ну разумеется - для него главное его дочь, ее переживания, ее драма.... а про Владимира он думает? Того кто прошел сквозь ад вместе со мной, плечом к плечу - сейчас, когда казалось бы жить да радоваться - растерзали пулями, штыком добили - все из-за того что его доченька видите ли любила одного а потом - не прошло и полугода и полюбила другого? А теперь будет мучиться, страдать и все будут сожалеть о несчастной вдове. Господи, как же быстро женщины меняют свои предпочтения. Выходит все они? Дело только в сроках? У Надежды это две недели... у Анны - несколько месяцев? У Дарьи вот - почти полгода.... Так просто - любили одного, полюбили другого.... А Мари? Разве не такая же? Сегодня один, завтра другой... Господи, все они одним миром мазаны.... О да, все их любови такие искренние. Скажи одной - через полгода будешь любить другого - взвинтится до небес, и оскорбится до глубины души. А сама - через те же полгода, несколько месяцев - с тем же пылом и жаром - другому о любви твердить будет, а предыдущем будет говорить - это была ошибка. Как же им верить? А надо ли верить? Женщины-женщины, вам сострадание и жалость, и все должны да обязаны понимать ваши возвышенные чувства,.... А о могиле, безымянной могиле в этой проклятой крепости кто-нибудь вспомнит? Вспомнит про человека который ради единственной любимой жизнь и душу отдать готов был не жалея? А кто вспомнит? КТО??? Кто жил в его доме? Ее тетка. Ее отец. Ее крестный. Ее дети. Ее родня. Да, они вспомнят - но опять же - в связке с ней! Из-за нее, а не из-за него самого! Иначе и быть не может, это ее семья! А у него? Кто вспомнит Владимира - ради его самого? Не ради того кем он был для семьи, не ради того что делал для них? А просто ради того что был! Жил, дышал, ходил по земле!!! Воевал на Кавказе, флиртовал с девицами, сражался и веселился, страдал из-за своего дурня-отца.... Кто вспомнит о его жизни - до этого брака? КТО?  Репнин? Где он сейчас этот Репнин? Все по Анне страдает сволочь? Где Анна!? Анна, нежная, ласковая... ГДЕ ОНА? Считала себя чуть ли не сестрой ему - а где она сейчас? В поместье? Почему не здесь!!!! Господи, Господииии...... Владимир, выходит кроме меня - некому?! А кто кроме меня знал тебя до этой осени? Репнин да Анна... И где они оба? Что же вот так умирать для того чтобы помнили тебя лишь по тому каков ты был для жены и детей.... а не по тому каков был на самом деле... а умри ты до свадьбы... выходит тогда и вовсе никто бы и слезинки не пролил?! Так выходит?! Господи, да как же так возможно -то, КАК!!!!
Буря вздымалась все выше, ослепляя, стесняя дыхание, сильнее и сильнее жгло глаза. Он изо всех сил зажмурился, прижимаясь спиной к этому распроклятому столбу и сжав опущенные вниз руки. Он понимал что несправедлив к ним. Ко всем. И особенно к Анне. Ведь примчись она в Петербург - что бы она могла изменить? То-то и оно. Понимал, что в ослеплении накрывшей его горечи возвел напраслину на ни в чем неповинную девушку, понимая сейчас - насколько ей будет тяжело, отчаянно стыдясь этой секундной вспышки, мысленно прося у нее прощения. Но мысли летели, подгоняемые словно сухие листья влекомые ураганом, не задерживаясь ни на чем и ни на ком.
Вот ведь так... и о тебе... о тебе будут говорить - предатель? Изменник?! Имя которым ты так гордился... станет ... станет....
Сухой, сдавленный стон вырвался из сжимаемого спазмом горла переходя в бессвязное рычание. Он давно забыл о том что стоит тут с Волконским, забыл - о чем вообще они говорили...
Боль, горечь, черная, бездонная затопила его без остатка. Перед глазами мелькали горы Кавказа, смеющиеся глаза Корфа, его привычная полуулыбка, их бесконечные пикировки и поединки... вечное стремление догнать одному другого... гонки наперегонки по узкому ущелью - по самому краю над пропастью.... Адское пекло перевала, голодный ледяной плен... Стена.... Бесконечная, белая, ледяная громада Безенгийской стены.... Тогда их кровь тоже обагряла снег. Обоих. Ее было столько что казалось в жилах не останется ни капли.
А вот теперь - эта же картина. Кровь на снегу. Только уже не в бою.... а потому что ...потому что... Император.....
Судорожно дрогнули плечи, раз, другой, словно в каком-то непонятном, вплеснувшимся вот так внезапно в душу рыдании без слез - с тихим едва слышным хрипом. Казалось из зажмуренных глаз вот-вот начнет сочиться кровь.
Только вот Воронов не умел плакать

Отредактировано Сергей Воронов (27-07-2015 20:26:23)

Воронов же так и стоял с закрытыми глазами, судорожно переводя дыхание. Черный омут, беспричинная злость, горечь - на всех и каждого, на самого себя, на всю эту чертову жизнь....
Хватит. Хватит, прекрати! истошный вопль сознания пробивался едва слышный за пульсирующей в ушах кровью прилившей к голове.
Кому ты сделаешь лучше? Корфу? Себе?  Хватит!
Стихало бешенство, все еще накатывая остаточными волнами, только вот горечь оставалась осадком.. точно налет соли на песке после морского отлива. Долго.... очень долго... вечность.
В конце концов губы дрогнули, сжимаясь и он с усилием поднял руку, протирая лоб, заставляя себя открыть глаза. Вновь вынул портсигар, и молча предложив его Волконскому вынул сигару взамен той которую так и не выкурил и чиркнул спичкой.
Огонек загорелся. И даже не трепетал. Он глубоко затянулся дымом и внезапно - безо всякой связи, непонятно кому и для чего произнес негромко
- Из Кракова до Петербурга я долетел за трое суток. А последние полтораста метров не успел проделать хоть парой минут быстрее. У жизни весьма нездоровое чувство юмора.

Воронов устремил на князя пронзительный взгляд и после небольшой паузы кивнул, выдыхая дым
- Охотно, Михаил Федорович. Хотя я предпочел бы чтобы вы оказали мне честь и навестили меня в Петербурге, когда... если меня снова вернут в столицу. Не думаю что у меня есть право по-прежнему гостить в этом доме. Да и кроме того... Мне.... не хочется входить в кабинет Владимира, зная что он не встанет мне навстречу и не протянет руку.  Будет тяжело видеть кого-то другого за его столом и в его кресле.
А еще надо будет как можно скорее забрать оттуда Анну- продолжил он уже мысленно и помрачнел еще больше при мысли о том - как будет ощущать себя девушка теперь. Дом в котором она выросла с детства отныне будет принадлежать чужим ей людям. Да, они жили в одном доме два месяца, но бывшая крепостная так и не стала частью их семьи. Она всегда оставалась вне их жизни, но хоть с какими-то правами - как незамужняя сестра хозяина дома. Но ведь на самом деле она не была ему сестрой. И выходит... станет теперь бесправной приживалкой в доме где прожила всю жизнь...Господи....
Он передернулся, стряхнул пепел с сигары. И добавил с мрачной усмешкой
-  Бред какой-то... планы строю...Чудо будет если к вечеру сам там- Воронов бросил взгляд на стену Головкина бастиона возвышавшуюся за каким-то зданием напротив не окажусь

Отредактировано Сергей Воронов (27-07-2015 20:27:57)

- А вы полагаете я вот просто так это оставлю? - в темных глазах блеснула молния. - Смирюсь с тем что Государь за которого я шел через войну и плен, через смерть, через ад - повел себя как трусливый ревнивец и не просто убил моего друга - но и опозорил его? Смерть не самое страшное, мы оба давно к ней готовы были. Но знать что его имя которым он так гордился - будут считать именем предателя? Что человек совершавший то что совершал он - за страну и Государя - будет назван предателем? Плохо же вы меня знаете Михаил Федорович. Я сейчас дождусь вердикта врача, зайду к генералу за взысканием и сегодня же поеду в Зимний.

- Если б вы еще посоветовали как именно мне стоит успокаиваться. Мне душу сейчас рвет на части, а голова  - глядите. - Воронов вытянул вперед руку, зажав сигару между пальцами. Дымок поднимался тонкой, идеально ровной струйкой. Рука была тверда словно гранит.
- Довольно забавное свойство. Но выручает часто. - Он вновь затянулся дымом и мрачно усмехнулся. В его глазах плескалась холодная темная бездна -А если следом за Корфом отправят - прихвачу с собой хороших сигар, думаю не откажется.

- Зато из таких облачков дождей не будет, чем плохо - Воронов дернул уголком рта, вновь затягиваясь дымом и кивнул на аллею. - Вон наш солдатик бежит.
И действительно - по аллее между усыпальницей и собором торопливо шел тот самый кого он отправлял за врачом. За ним степенно вышагивал какой-то человек в коричневом пальто и цилиндре, с саквояжем в руке. Не прошло и пары минут как солдат уже был у крыльца.
- Господин ротмистр! Доктор как велено!
- Спасибо братец. - дополнительное поощрение не повредит, и солдатик расплылся в улыбке отдавая честь. Врач тем временем тоже подошел к крыльцу. Высокий, плотный, с чисто выбритым лицом и высоким лбом, залысины которого прятались под цилиндром
- Доктор Вебер
Почему у нас практикует столько врачей-немцев? Им что у себя тесно? - как-то отстраненно мелькнуло в мыслях
Рука мягкая, ногти желтоватые..  похоже врач с большой практикой.
- Князь Волконский - Воронов представил князя первым как полагается представлять старшего- ротмистр Воронов. Пожалуйте, доктор, нужна ваша помощь
Врач только кивнул вопросительно глядя на обоих мужчин - дескать куда идти
Молодой человек посмотрел на князя
- С вашего позволения я хотел бы дождаться вердикта здесь. Там мое присутствие неуместно.

Первой вернулась боль.Пульсирующая по краям огромной дыры, пробитой в груди. Постепенно,волна за волной, боль расходилась все дальше,заполняя собой тело до кончиков пальцев.
Желания бороться с ней не было,да собственно и возможности.Ведь сразу за болью пришло и осознание произошедшего.Не мелькали воспоминания перед закрытыми глазами,не звучал раскат залпа в ушах,не было никаких мыслей.Только сознание того,что он мертв,и боль,рвущая душу,сердце,разбежавшаяся по всему телу.Казалось,стоит пошевелить пальцем и ее разорвет от нее.
-его больше нет...
Первая мысль прозвучала подобно гулкому удару колокола.Сердце тяжело стукнуло с новой болевой волной, прошедшей,подобно звуку колокола-медленно,не исчезая,а наполняя собой все пространство.
-Владимир...-от прозвучавшего в мыслях имени,болью прошибло так, что она дернулась  и тихо выдохнула.
Боль...разве может быть так больно,когда на теле нет ран?А впрочем, какая разница.
Приоткрыв глаза,она безучастно посмотрела на стену перед собой.Белая...
Сколько же было белого и красного...Белые хлопья снега,серебрящие сединой волосы.Красная кровь на побелевших губах на белом лице.Белоснежная рубашка с кровавыми пятнами.Сверкающий белизной пушистый снег,забрызганный,обагренный кровью.
Кровь...
Залп...
Рука, цепляющаяся за выступы камней в стене...
Удар штыком...
Кровавый след на стене...
Пробитая рука на белоснежном снегу...
Закрытые глаза...они больше не откроются. ..не осветятся теплом,не потмнеют от гнева,не вспыхнут одна за одной золотинки искорок...
Рука дернулась на кровати,что бы вырвать вращающийся, горячий штопор,ввинчивающийся в сердце, стянуть края дыры,вновь разгоняющей по телу болевые волны.Дернулась и осталась на месте,словно пригвожденная штырем.
Воспоминания последних минут сменяли одно другое,в ушах зазвучал бешенный крик,а потом разом все смолкло,оставив лишь бездонную бездну полную боли.

Прикосновений доктора она не ощущала,голос слышала,словно через глухую,толстую стену.Отмахнуться от него было довольно просто.Немигающий взгляд открытых глаз по прежнему устремлен в белую стену,вот только видели снова не ее.
Любаша все это время молча сидела на стуле,шепча и шепча молитвы-за здравие барыни да за упокой барина.Одну за одной,чередуя.Когда пришел доктор,синие глаза привычно стали следить за каждым его движением.
Волконский только вздохнул на вопрос врача и отвел его к двери
-мужа казнили на ее глазах-тихо пояснил ему Волконский

Волконский наблюдал за осмотром дочери от двери,прислонившись к ней спиной.Сжимая пальцы,скрипя зубами,видя,как она остается по прежнему безучастной к происходящему.Любаша поднимала ее словно куклу,сгибала ноги,укладывала обратно,словно не человек лежал на кровати,а куколка на шарнирах.
-слабость крови?-машинально повторил Волконский и коротко вздохнул-истощение,шок,это понятно...но помочь ей как?

-думаете этого будет достаточно?-с сомнением спросил князь,посмотрев на дочь,которая теперь лежала,склонив голову к плечу и глядя на куда-то на одеяло.-дети...да-да,дети есть

Так то оно так.Да вот как дети воспримут,коли вместо мамы первое время кукла неживая будет.Как знать обратит она на них внимание или вот так же безучастной останется.Что ж...хорошо.Доехать до поместья,а там и видно будет,что делать.
-спасибо-кивнул Волконский,принимая лист и убирая его в карман,где уже лежало письмо

Постояв с минуту у двери,Волконский шагнул к кровати и взял холодную ладошку дочери в свою.Реакции не последовало,и князь подавил вздох
-Даша-мягко позвал он,наклонившись и пригнувшись,что бы попасть в поле ее зрения-Даша,посмотри на меня
Покачав головой,князь опустил руку обратно на кровать,укрыл одеялом и вышел из комнаты,прикрыв дверь.Выйдя на крыльцо,он посмотрел на Воронова и ,не дожидаясь вопроса,сказал-нервное истощение и шок.Ни на что не реагирует.Дети,сказал,помогут.Только бы детей не напугать,если не придет в себя  к приезду домой

Волконский ничего ответил на слова Воронова.Надо было ехать,выбираться из этой крепости,увезти ее подальше,да и самому убраться с проклятого острова.
-мне пора.Благодарю Вас за помощь,Сергей Петрович.Надеюсь свидимся еще

Отредактировано Михаил Федорович (11-07-2015 00:19:18)

-нет,не слышал кажется-покачал головой Волкоский,посмотрев на Воронова и мысленно повторяя строки.

Волконский вдумчиво слушал незнакомые ему строки,однако как нельзя точнее обозначившие все,что  происходило сейчас.
-ни Вам-тихо обронил князь,внимательно глядя на графа.Никому.Никому,кого постигло это горе,утрата.Ни соболезнования,ни месть,ни слезы не помогут.Время...Нет,даже время  в одиночку не справится-хотел бы ответить тем же.Не знаю,чем могу помочь,но если когда-нибудь понадоблюсь,я к Вашим услугам