- Так... меньше... боли... - прохрипел Владимир с трудом поднимая голову и жадно ловя холодный воздух - Окно... не закрывай.... чушь... какая-то... вдох, выдох... неважно что больно, дыши, воздух важнее. Какой же воздух бывает вкусный. - Спасибо... что привела их... что там ... внизу?

- Поем... сейчас... - Владимир откинул голову затылком на подушки - Если обещаешь... пойти вниз.... позавтракать....
Вдох, выдох... все хорошо... все хорошо, неважно что кровь стучит в ушах. Однако... это что-то новенькое, так не было ведь... Но ведь Штерн ничего особенного не нашел... Бог с ним, неважно все это. А вот... Он слегка поколебался - спрашивать или нет, но потом все же передумал. Она и без того разнервничалась, когда он попросил позвать ее мать. Если сейчас попросит позвать отца... мало ли что подумает. Нет... потом, потом... попозже. Пока и вправду.. поесть.. и поспать надо... ночью не до того...
Мысли начинали путаться, он не замечал как напряженно выгибается шея, и каким затрудненным мало-помалу становится дыхание. Поспать. Просто поспать... но для начала надо отослать ее поесть....
- Учти...  проверю...

Корф не мог проглотить много - но знал что даже четверть тарелки хаша несет в себе энергию полноценного обеда, и старался проглотить его побыстрее. Нет, конечно на Кавказе они с удовольствием поглощали это варево - особенно холодным и сырым утром, с чесночком и уксусом, и каплей меда, присыпанным зеленью, с упругим мяском с копыт - чем-то средним между мясом и хрящем, и с рюмкой беленькой для согрева... после такого "завтрака" можно было не ощущать голода до самой ночи, а то и до завтрашнего утра. Но хаш обладает свойством быстро остывать, и пока его несли с кухни - поверхность бульона уже успевала подернуться тонкой пленкой, а через полчаса он весь превращался в застывшую студнеобразную массу. Глотать его в полуостывшем виде - удовольствие куда ниже среднего, но в конце концов его питательность от этого не меняется. Вот и сейчас - залпом выпив полчашки и едва не поперхнувшись на очередном глотке - потому что показалось что содержимое желудка подскакивает кверху  -он снова опустился на подушку
Вдох. Еще. Он поймал здоровой рукой ее руку и чуть прикрыв глаза, подождал пока пройдет внезапная мерзкая волна мелкого и частого-частого сердцебиения и чуть прояснится в глазах. Потом открыл глаза и посмотрел на нее. Губы оставались неподвижными - а вот глаза улыбались. Спокойно и тепло - словно не его собственный организм все больше тонул в боли, удушье и слабости. А он смотрел откуда-то изнутри, где было очень уютно, мягко и тепло, и только вот ее и не хватало там, внутри для полного счастья.
- Ты..... - он медленно поднес ее руку к своей щеке, и потер об нее тылом кисти. - ты.....
Как будто и не было никаких слов в этом "ты" Простое осознание того - что он- жив. Что все - на месте, и так, как должно быть. Мир и люди в нем. И все вокруг - правильно, и... безразлично. Потому что она - здесь. рядом. И это ее руки. Ее глаза. Ее голос.....
Рядом...

Он и вправду уснул. По-прежнему часто просыпаясь, глядя на Дашу или за окно, проглатывая по паре глотков воды и засыпая снова. Все чаще и чаще дергала болью левая рука - когда он не спал, и все тяжелее и тяжелее становилось дышать. День перевалил за полдень, когда пришел камердинер с кувшином и тазом, и Даше пришлось выйти. И раз от раза Корф переносил все эти процедуры все тяжелее. При всей осторожности Данилки - малейшее движение теперь аукалось болью, а любой мало-мальски глубокий вздох казалось все туже и туже забивал грудь каменной крошкой, царапая изнутри, и распирая. Если бы можно было бы приказать себе не дышать!  Или дышать только одним легким. Так нет же. Правое работало на-износ, в одиночку стараясь обеспечить его тело кислородом, а левое, спавшееся и сморщенное, зияло в заполненную кровью и воздухом бездну рваной раной оставленной пробившей его навылет пулей. И с каждым вдохом наваленная на грудь гиря становилась все тяжелее.

Тихий стук в дверь раздался, когда начинало уже смеркаться. Воронов повернул ручку и вошел, не дожидаясь приглашения. Бросил быстрый взгляд в сторону кровати, оценивая - спит Корф или нет, и увидев что тот хоть и лежит с закрытыми глазами - но тем не менее медленно проводит пальцами по повязке, словно пытаясь разодрать то, что скрыто под ней -  повернулся к молодой женщине.
- Простите, Дарья Михайловна, я нарушу ваш тет-а-тет на несколько минут. Позволите?
Учитывая что он уже вошел - то тет-а-тет уже был нарушен, и ясно было что вопрос его чисто риторический, и продиктован только необходимой вежливостью и ничем иным. Никакого стеснения или смущения офицер не выказывал

- Нет нужды, баронесса. - Воронов качнул головой. Он уже ходил без трости и если и прихрамывал - то едва заметно - Секретов у меня особых нет, да и к долгим беседам ваш супруг станет способным еще нескоро. А долго разговаривать с хрипящим предметом меблировки, с которым ни по сигаре выкурить, ни по бокалу выпить, ни парой ударов не обменяться -  не слишком занимательно. - последнюю фразу он выговорил с ехидной улыбкой, поворачиваясь к кровати

- Твое кресло в кабинете, друг мой, тоже много чего слышит, но это не значит что оно является достойным собеседником - хмыкнул Воронов подходя к кровати и с улыбкой оглядывая лежавшего. Вид у того конечно не ахти, а дыхание еще хуже, но - живой, а значит все остальное приложится - Так что сделай одолжение - уподобься своему мудрому креслу, и помалкивай до поры. Скорбно-сочувственная мина, всеобязательная для ритуала посещения больного - не мое амплуа, и уж точно не с тобой мне так фиглярствовать.

- В этом доме похоже все слишком много знают. Бенкендорф, бедняга удавился бы - он-то полагает свою разведывательную службу непревзойденной - фыркнул Воронов - Ты, брат слишком шустрый оказался покойник, раз даже это помнишь. Только вот язык бы попридержал - пугать супругу - плохая привычка, даже для тебя

- Но - фон Розен в драповом пальто! - ротмистр отмахнулся от неуместных попыток выразить признание как от комара - Помолчи, кому говорят. Хрипишь как больная ворона, слушать страшно. Вот оклемаешься, станешь на человека похож - тогда и претендуй на роль собеседника, а пока что - не хуже меня знаешь, что болтать тебе сейчас нужно - в последнюю очередь. Да и не затем я пришел, чтобы сантименты слушать. - нарочито-насмешливый тон потеплел, и в его нотках проступила спокойная, чуть грустноватая искренность Уезжаю я завтра, брат, еще затемно. Зашел попрощаться.

Отредактировано Сергей Воронов (19-09-2015 00:24:47)

- Как - куда? - Воронов непонимающе вскинул бровь - Обратно, в Краков, разумеется. Или ты думаешь что по случаю твоего воскрешения мне нежданно-негаданно отпуск на голову свалится? Увы, друже, как сказал как-то Лурский - смерть - не повод опаздывать в караул. А уж чужая - так и подавно. - он усмехнулся - Видел бы ты физиономию Власова, когда я уезжал. Еле выбил из него увольнительную, уж думал сквозь кордон пробиваться придется. Повезло что старик чрезмерно опаслив, ему было проще мне пропуск подписать - чем выяснять, что за вожжа мне под хвост попала. Хотя надо отдать ему должное - одну попытку он таки сделал

Воронов внезапно нахмурился и наклонился к другу
- А вот этого не надо - тихо, как-то по особенному, раздельно, почти зло произнес он - Знаю я этот тон. Со Стены не забыл. Не вздумай, слышишь Корф? И слышать не хочу! Живи, котий ты сын! Борись и живи, коли мужик. А если сдашься - тряпка тряпкой будешь, знать тебя тогда не хочу, и на могилу не приеду. Ясно тебе?

- Уж надеюсь что не будешь - заключил ротмистр, выпрямляясь. - Через два месяца вернусь. Может даже чуть пораньше - или попозже, как карта ляжет. И чтобы в первый же вечер по приезде - встретил меня с бокалом, сигарой и парой добрых шпаг. Понял?
Раненый лишь веки приопустил с улыбкой, показывая - понял, мол. Воронов на пару секунд крепко сжал его руку в своей
- Бывай здоров, брат. Про письма - уговор прежний.
И улыбнувшись в ответ на взгляд друга - он выпустил его руку и повернулся к молодой женщине, отвешивая поклон
- Премного благодарен, баронесса. И простите что отнял у вас время. Если чем могу служить - я к вашим услугам.

Воронов вышел из спальни, а Владимир перевел взгляд на Дашу и котенка
- Он вырос.....

- Ребенок - скривился Корф. Вот не понимал он как можно назвать четвероногое - ребенком - Поглядишь.. какой самец... и собственник... из него вырастет... хуже меня.... - он выпил с полбокала молока и откинул голову на подушку, с мучительным усилием переводя дыхание. Даже такое простое действие становилось тяжелым трудом. Почему не становится лучше... почему все хуже и хуже? Так и должно быть? Или нет? Он даже ей не решался признаться в том, как нарастает мучительная, давящая боль, словно переполнявшая грудную клетку так, что в нее с трудом входил воздух. Рука нашла ее пальцы и поднесла к губам. - Родная ты моя....

Корф лишь согласно прикрыл глаза. И снова потекли бесконечные вечерние часы, постепенно подбираясь к ночи.
Медленные удары собственного сердца, и тяжесть, тяжесть заполнившая все существо. Вдох - тяжелая работа. Какой-то сипящий, надсадный звук присоединился к уже привычному хрипу. Сон не шел. Стоило открыть глаза - перед ними медленно плыл потолок, проворачиваясь против часовой стрелки. Плыли огоньки свеч. За окном было темно. Тихо шуршала ткань в руках Даши... Он закрывал глаза и открывал их вновь. Тишина давила кажется ему на самый мозг. Тишина... как тогда - в крепости.... Там сходили с ума, заговаривали вслух чтобы слышать свой собственный голос. Но он знал, что стоит ему заговорить - как Даша снова скажет что ему надо спать, и будет беспокоиться - что словами он срывает себе дыхание. Так-то оно так. Но мало-помалу тяжесть вливавшийся в него с каждым вздохом, вытесняя воздух стала казалось уже и внешней. Как тогда, когда над головой высилась вся громада Петропавловской.
Он чуть приподнялся на подушках, с усилием втягивая воздух. Куда-то исчезал весь кислород. Или ему только казалось что он вдыхает, а на деле....
Мерзкий, тонкий звон в ушах. А хуже всего.... дыхание - прежде затрудненное и тяжелое мало-помалу перерастало в удушье.
Нельзя... так нельзя, так можно рехнуться! Словно в каземате замурован в собственном теле, медленно издыхающем словно полураздавленная телегой псина.
- Да-ша.... - в тишине спальни хрип был похож на голос упыря из страшных сказок. - Я... хочу видеть... твоего отца....

Воды? Да, он хотел пить.  Но вот почему-то не смог проглотить больше двух глотков,  поперхнулся, судорожно закашлялся, впился пальцами в повязку и выгнулся, силясь вдохнуть. Вены на шее в момент взбухли от напряжения,  несколько секунд он ловил воздух словно вынутая из воды рыба. Ну же дыши,  дыши,  ДЫШИ - отчаянно кричало что-то внутри,  когда спазм наконец чуть ослабил хватку. Тонкая струйка воздуха с сиплым хрипом просочилась таки в легкое и Владимир обессиленно опустился на подушку,  все еще прижимая руку к груди и прикрыв глаза
- Пожалуйста.... Позови...

Отредактировано Владимир Корф (19-09-2015 21:33:09)

Дыши,  ну  дыши же,  ну чего тебе стоит!!! Ведь она же смотрит,  ну давай ДАВАЙ! От мучительных усилий теперь при каждом вдохе напрягались не только межреберные мышцы, но и плечи,  и шея словно бы физически стараясь расправить легкое. Легче не становилось, на лбу выступили крупные капли липкого, ледяного пота имеющего на медицинском жаргоне довольно пугающее название.
Однако...  Это заходит все дальше и дальше...
Владимир крепче прижал повязку ладонью
- Даша... Позови его....

Отредактировано Владимир Корф (19-09-2015 21:33:45)

"не переутомляйте его"... В ушах так и звучал натянутый голос дочери, и князь поднимался на второй этаж с тяжелым сердцем. Во-первых таки придется рассказать о том, о чем он не хотел говорить. Во-вторых не знал, как отреагирует на это Владимир. А в третьих ему весьма не понравились глаза дочери, ее торопливая,натянутая речь, комкающие несчастную салфетку дрожащие пальцы. Неужели зятю стало хуже? Да еще и настолько?
-добрый вечер,Владимир-негромко произнес Волконский, входя в комнату и подходя ближе к кровати. Он приходил несколько раз, но не заставал его в сознании,а потом лишь спрашивал у дочери,не желая делать из зятя объект для любопытных глаз,хоть им двигало совсем не любопытство. С одного взгляда было понятно, что лучше ему едва ли. Вздохнув, князь придвинул кресло ближе,опустился и взял барона за руку,поджав - говорить Вам сейчас не нужно,поэтому давайте оставим слова на потом,Вам еще будет что сказать помимо приветствий.Даша сказала,что Вы хотели меня видеть, сам я так же искал разговора с Вами.Подозреваю,что у нас одна тема беседы.Если я предположу верно, пожмите мне руку. Вы хотели поговорить со мной о моей жене и дочери,верно?

-верно, Вы должны это знать. Должны были узнать давно, сразу же,как вернули мне дочь. Но трусость порой сковывает язык-невесело усмехнулся Волконский и задумчиво потер подбородок. Хоть и думал он о том,как должен состояться этот разговор,не придумал ничего.Да по сути и что здесь думать? Надо говорить правду, какой бы она не была. А правда в том,что - Даша не ее дочь

-Начну,пожалуй, с начала...я уже как-то рассказывал о том, как женился на Лидии. Ни о какой любви и речи не было,да собственно и о верности. На нашем семейном кладбище покоится младенец, крещенный как Александр.Князь Александр Михайлович Волконский,проживший пять дней. Ни Даша ни Илья о нем не знают. Этот младенец причина нашей свадьбы,сын Лидии и ...в общем не мой. Потому женившись,я не чувствовал за собой особой привязанности к семейному очагу. Она не говорила ни слова, лишь старалась сделать так, что бы привязать меня к себе,подарить дом и семью. У нее получилось. Я образумился,как тогда думал, но через четыре года после рождения сына познакомился с женщиной, которая вскружила мне голову. Это была не страсть,не увлечение, а гораздо глубже и сильнее. Хотя...звучит,как оправдание, согласен. Она была замужем, я женат. Когда она забеременела,я рассказал обо всем жене. Лидия...она спросила лишь, что я намерен делать с ребенком.- Волконский замолчал, глядя куда-то в стену. Он хорошо помнил этот разговор в кабинете, помнил ее прямую спину, ясный,холодный взгляд. Помнил интонацию, помнил, как поступил и сейчас все казалось настолько отвратительным, что он не сразу продолжил.
-я не хочу отдавать ребенка в чужие руки, но понимаю, что...
-я приму ребенка
-что?!
-я разыграю беременность, все будут считать,что ребенок мой. Я приму этого ребенка, как Вы когда-то приняли моего. Но никогда, слышите? Никогда, эта женщина не появится в нашей жизни!

-Лидия изображала беременность, нося специальный подушки. Мать...женщина,родившая Дашу,была сослана мужем в деревню до срока. По его требованию, я должен был забрать ребенка,а она о нем забыть. Я забрал девочку, а Лидия ее приняла. Она...она признала ее дочерью перед светом, перед родными...Она ненавидит ее потому что Даша напоминает о том, что сделал я двадцать пять лет назад. И любит потому что не смогла не привязать к девочке,которая росла на ее глазах и считала матерью. В ней всегда шла борьба. Она мстила мне, через нее.-он снова замолчал,переводя теснившее грудь дыхание.

-по нескольким причинам-отозвался Волконский,не поднимая головы и глядя в пол- первая-это моя трусость. Сказать дочери, что она мучается столько лет по моей вине. Тем самым мучил и ее,и Лидию. Трусость,здесь все просто. Вторая-это сама Даша. Вы ее знаете и знаете,как  она отреагирует. Ей это не принесет облегчения, скорее она вобьет себе в голову, что-то родная мать от нее отказалась, а приемная терпела столько лет ребенка измены. Она начнет чувствовать себя виноватой перед Лидией.

Вот это пожалуй было тяжелее,чем рассказать о той правде, которая скрывалась. Посмотреть в глаза человеку, на доверие которого претендовал, после того,что только что сказал?
Мотнув головой, князь поднял голову, посмотрев на зятя.

-это не может изменить того,что я сделал-глухо отозвался Волконский,передернув плечами. Не оправдывало. Все это он делал для себя.Да, его сила,его стержень. Маленький комочек в белом одеяле с серо-голубыми глазами, захватил в свои маленькие,цепкие ручки не только его сердце,но и всю его жизнь,стоило ей впервые оказаться на его руках и открыть глазки.Да,все было так.Он и сам не осознавал это с такой точностью и ясностью,пока Владимир не озвучил. Но это лишь значит,что он боялся за себя, боялся за нее,не меняя того,что мучило ее,мучило жену,но...Но не время и не место заниматься самобичеванием-теперь Вы знаете всю правду

Отредактировано Михаил Федорович (20-09-2015 00:26:16)

-даже не думайте о могиле, Владимир, там темно,холодно и довольно уныло-невесело усмехнулся Волконский, проведя ладонью по лицу, словно собирая прилипшую паутину. Просить о том, что бы молчал? А над ли?Может пришло наконец время сказать ей правду? Вот только сам он не сможет-Вы ведь скажете ей? Только не сейчас.Вы будите ей нужны после этого,а сейчас несколько не то время.