Чарующие звуки вальса заполнили зал, и пары заскользили по кругу. Ланского всегда немного удивляло это зрелище. Странным было - как умудряются столько человек, двигаясь в едином ритме - не налетать друг на друга, и не мешать. Впрочем сейчас ему было не до разглядывания окружающих. И не до философии. Он все гадал - что же так тревожило Анну, о чем она говорила с тем типом в черном, и кто он вообще такой. Гадал и о том, как начать разговор. Девушка казалась сумрачной, хотя вроде бы на балу полагалось веселиться. Он, было, уже подумывал и второй вальс провести в таинственном молчании - но потом решил что это чересчур. Этак он и останется для нее безликой тенью. А ведь надеялся на совсем иное. И когда они прошли первый круг - он все же заговорил. Медленно, спокойно, словно философствуя сам с собой, и не ожидая чего-либо в ответ.
- Странный бал. Вокруг столько света, музыки… наряды, улыбки, драгоценности…. учтивые кавалеры любезничающие с прекрасными дамами. А в глазах моей дамы - отчего-то печаль. Странно. Непривычно. Я, должно быть, показался вам хамом, что не стал рассыпаться в преувеличенных любезностях вашему костюму, грации, умению танцевать? И не выразил желания немедленно сразиться с драконами и рыцарями за право объявить вас прекраснейшей из женщин? Возможно я и в самом деле хам, только вот отчего-то мне кажется что вам это совсем не нужно.
Он чуть улыбнулся, когда она подняла на него глаза - явно удивленная таким вступлением
- Ваши глаза так печальны. Вы как будто вовсе не здесь, а танцую я с прекрасным призраком, который витает где-то так бесконечно далеко. Где именно - хотел бы я знать….

Ого! Выходит - узнала? Впрочем не так уж тщательно он и маскировался - полумаска скрывала лишь глаза, да и голос изменить не потрудился, но все равно, сам факт, что она его узнала, да еще поддела так мастерски - привел его в невероятно хорошее расположение духа. А эта девочка не так проста как казалась. Совсем даже не проста! Впрочем, на особые размышления времени не было - да и что там размышлять. Вдохновение для таких случаев - лучший советчик.
- У Стены холодно, моя прекрасная незнакомка. Холодно, мрачно и безлюдно. Царство бескрайних льдов и голых скал под ними. Жестокое, страшное место. И - невероятно красивое, если смотреть на него со стороны. Каким странным полетом занесло ваши мысли в такую даль. От роскошного бала - к мертвым льдам. Хотя… - он помолчал, и поднял голову, глядя куда-то повыше ее головы, легко ведя ее между остальными парами - Хотя ваши глаза сейчас кажутся отражением тех льдов. Когда гаснет день и начинают собираться сумерки - лед отсвечивает синевой - как ваши глаза. Такие холодные… далекие… А вы мне сейчас напомнили одну девушку, которую я имел несчастье огорчить. Невежливо, танцуя с одной дамой вспоминать о другой, да еще и вслух, но…. мои опрометчивые слова огорчили и расстроили ее. И я так и ношу в сердце тяжелый осадок. Вы не злитесь на меня за эту откровенность, таинственная незнакомка? Ведь порой незнакомцу или незнакомке только и можно открыть наболевшие мысли - как не получается открыться даже самому близкому другу….

- О…- Виктор горько усмехнулся - Если бы я только знал, где ее искать. Я видел ее лишь трижды… и все три раза совершенно случайно. Один раз в театре, где она оказалась в ложе моей старой знакомой… второй раз - в кофейне, куда завел свою тетушку откушать пирожных… и в Летнем саду… эта встреча была и вовсе похожа на сказку. Она появилась из заснеженного парка как видение… непостижимое, далекое и прекрасное… А я, дурак, вместо того, чтобы сказать ей - как все эти дни думал о ней - стал рассказывать ей о совершенно посторонних вещах. И этим так ее расстроил, что возможно она и вовсе не пожелает меня теперь видеть.
Странно. Он ведь знал, что говорит - с ней, с ней самой. А вот горечь в словах проступала совершенно искренняя. Ланский сам себя не узнавал. Может это действительно благоприятный момент, и говоря такими иносказаниями можно чего-то добиться, но он неожиданно поймал себя на мысли о том что…. чего добиваться-то? Зачем он так упорно пытается обратить на себя ее внимание? Черт побери, ведь не из-за каких-то дел, в самом деле! Какой она может представлять интерес в привычном для него смысле слова? Интересные сведения? Чушь, какие сведения могут быть от сироты, даже не представленной в свете? Возможность завербовать? Еще более несусветная чушь! Очаровать и затащить в постель? Большей глупости и представить невозможно - ведь с первого же взгляда ясно что она не из таких. Так зачем же он устроил на нее форменную охоту, зачем так упорно добивается ее расположения?
Ответа на этот вопрос он не находил. Но вот это самое расположение требовалось ему позарез.
- А может все дело в том, что я попросту боюсь признаться сам себе - что неинтересен ей. - с неожиданным вздохом резюмировал он, и опешил от того, что произнес эти слова вслух. - Ее мысли всегда блуждают где-то далеко… а я, с той первой встречи только о ней и думаю. Странно признаваться в этом. Даже самому себе.

А вот этого он не ожидал. Двусмысленный ответ. Крайне двусмысленный. Она же наверняка его узнала! Как же это понять? Как обычную светскую любезность, ничего не выражающий совет… или завуалированный намек на то, что его не желают видеть? Он помрачнел так, что даже маска не скрыла окаменевшего лица и потемневших глаз.
- Судьба… ненадежный союзник. И любит весьма неприятно шутить с теми, кто ей доверяется. Если довериться ей - то возможно…. возможно я и вовсе никогда ее не увижу! Она может исчезнуть так же, как и появилась и я….
Ланский закусил губу и замолчал. Его ладонь помимо воли сжала ее пальцы, а рука, обвивавшая ее талию - прижала ее к нему чуть крепче чем это полагалось этикетом.
Поворот, поворот, поворот…..музыка скоро закончится, он это знал, а вот никакие слова отчего-то не шли на ум. Преглупейшее состояние - как сказал бы он о любом постороннем. А теперь вот угодил в него сам.
- Прошу простить меня - неожиданно сухо выговорил он наконец, глядя куда-то поверх ее головы. - Я забылся. Вам ведь нет никакого дела до какого-то незнакомого человека, который отчего-то вздумал поделиться сокровенной тайной с незнакомкой. Ваши мысли витают, как вы говорите, у Безенгийской стены. Как и ее, между прочим. Видимо ей и вправду нет до меня никакого дела. Думает о дальних далях и в упор не видит того, кто рядом. Жестокая ирония. Но - чего я еще мог ожидать. Веду себя как мальчишка. А казалось бы давно должен был избавиться от романтических бредней. Только вот ничего не могу с собой поделать. И не хочу.
Музыка начала стихать, и через несколько тактов завершилась. С тихим шорохом и приглушенным смехом стали расходиться пары. Ланский отвесил девушке низкий поклон, предложил ей руку, и уже совершенно обычным, почти официальным тоном осведомился
- Куда прикажете вас проводить?

Отредактировано Виктор Ланский (13-11-2015 00:32:11)

- Желаете сбежать как Золушка? А ведь до полуночи еще целый час. - усмехнулся Ланский и предложил ей руку - Извольте, моя прекрасная незнакомка, я с удовольствием провожу вас.
Между расходящихся пар они направились в сторону выхода, когда оркестр заиграл кадриль и мимо них со смехом вновь замелькали пары, направлявшиеся к центру зала. Вот наконец и выход. Огромные двустворчатые двери, два лакея по бокам. Увидев выходящих они поклонились, открывая створки. Разумеется никто не поинтересовался - с чего им вздумалось покинуть бал, слуги таких вопросов не задают.
После многолюдного зала в коридоре было прохладно, А огромный холл и широкая, массивная мраморная лестница так и дышала холодом. Здесь было абсолютно пусто. Обычно на балах в аристократических особняках и усадьбах - по лестницам вечно снуют слуги с подносами и канделябрами - но только не во дворцах. Слуги царствующего дома обязаны выполнять работу быстро и незаметно, словно их и вовсе не существует. А уж о том, чтобы кто-то позволил им шастать по холлу или парадным лестницам и вовсе даже подумать было невозможно. Для того и существовала целая паутина служебных лестниц и коридоров, чтобы не мельтешили они под ногами и не попадались на глаза без надобности.
Ланский поежился, оглядев пустой коридор, холл за ним и подножие огромной лестницы.
- И вы думали я отпущу вас одну? За час до полуночи блуждать по пустому дворцу? Я вам конечно не друг и не родственник, милая леди, но все же позволю себе скорее показаться вам бестактным - чем самому себе - дурно воспитанным. Пойдемте, я провожу вас далее.

- Вы что же - боитесь меня? - бросил на нее Ланский взгляд искоса, и пожав плечами сдернул свою маску. Черная полумаска проскользнула по волосам, которые не были как обычно приглажены за ушами, а растрепаны на средневековый манер, и казались длиннее обычного. Серые глаза в полумраке казались прозрачными. - Я вовсе не черт, не бес и не разбойник. И не уволоку вас в темное подземелье. Я дворянин, сударыня. Лишнего себе не позволю, не беспокойтесь - но позволить девушке одной бродить по дворцу в такое время - не могу никак. Если вы отказываетесь от моего общества - извольте, не смею навязываться - но в таком случае мне следует отправить с вами кого-то из лакеев. И поставить в известность того господина, что сопровождал вас на балу.

Ланский легко поклонился, принимая это ее решение, и пошел с ней рядом. Коридор вывел их в огромный холл, в котором шаги отдавались эхом - таким гулким, словно с ними рядом шествовал целый легион призраков. Тут было почти холодно. Большой дворец был обыкновенно летней резиденцией, калориферное отопление, уже установленное в Зимнем и в большинстве домов петербургской знати - здесь пока даже не предполагалось, а отопить столь огромное воздушное пространство при помощи стенных печей было просто невозможно.
Пройдя с половину холла до лестницы, Ланский молча расстегнул крючки на своей куртке из кожи и замши которая изображала его не то лучником, не то воином, на ходу снял ее, и набросил на плечи Анны - простым, и естественным жестом, который , однако, получился каким-то неуловимо властным, не допускающим возражений. При этом он на нее не смотрел, так, что она не могла бы заподозрить в нем флирта с “прекрасной незнакомкой” - после того как только что рассказывал о своих чувствах. Просто жест вежливости который мужчина обязан сделать рядом с женщиной - которой холодно. Только вот он едва сдержал улыбку. Представляя как куртка, согретая теплом его тела согреет ее озябшие плечи он ощутил странную дрожь возбуждения - словно бы сам обнял ее. Правда продлилось это ощущение недолго, и схлынуло, оставив после себя едкий след разочарования.
- Не знаю кто вы, прекрасная незнакомка - произнес он, глядя вперед, и нарочито избегая ей в глаза - И не знаю могу ли я позволить себе просьбу к вам. Разрешите мои сомнения.

- Ничего невыполнимого. - Ланский усмехнулся - Я не знаю кто вы. Ваша маска скрывает ваше лицо почти целиком. А вы, возможно знаете меня, а я не хочу знать - кто вы. Но я позволил себе по-глупому разоткровенничаться с вами. С безликой маской прекрасной леди, которая может оказаться кем угодно. Поэтому - прошу вас, забудьте то, что я наговорил. Дамы, знаю, любят сплетничать. Не хочу обидеть вас, но… обо мне ходит слава человека с каменным сердцем. Не хочу, чтобы кто-то в свете узнал о том, как глубоко в этом камне увязла стрела от всего-то трех встреч, да еще от девушки, которой я, похоже, и даром не нужен. Могу я рассчитывать на вашу скромность - кем бы вы ни были?

- На свете нет людей без недостатков. - резковато отозвался Ланский, в свою очередь останавливаясь и поворачиваясь к ней. - Я далеко не мальчик, чтобы влюбиться в светлый образ, вообразить его идеалом и водрузить на пьедестал. Но в глазах у Анны словно сияет солнце. И тепло. А когда я прощался и уходил - словно погружался обратно в холод, в котором и живу всю свою жизнь. У меня было больше женщин, чем вы могли бы себе представить - но ни в чьих глазах я не видел еще ничего подобного. 
Он вздрогнул, вдруг сообразив что говорит… чистую правду! Вот так, не задумываясь, с ходу - на язык скользнуло то, что он так мучительно пытался объяснить самому себе, чтобы понять - с чего он вообще так прицепился к этой девушке. А вот сейчас понял. Это был тот самый, трепетный, теплый свет - свет искренней и теплой души. Это ее милое выражение неуверенности и беспокойства - как у девочки, которая нарядившись в мамино платье отчаянно старается казаться взрослой. И вместе с тем - это удивительное ощущение полураспустившегося бутона, который уже готов быть сорванным - но отчаянно боится тех рук, что его сорвут. Вот что им владело. Желание сорвать этот бутон первому! Пока он еще никому не достался! Потому что вся его жизнь так лепилась из предусмотрительности, трезвого расчета, тщательных планов, дел из которых выставить порядочного человека шулером, или рассорить жениха с невестой - были одними из самых невинных. И как мало в ней было искреннего тепла. Такого вот - чистого и невинного. И как захотелось ему вкусить это самое тепло, обладать им. И это ощущение было тем более сильным, что все то, что он ощущал в ее глазах было направлено куда-то в сторону! В сторону этой самой Стены, будь она проклята! Ведь не просто же так она выспрашивала. Из-за кого? Корф? Воронов? Кто был ей настолько дорог, что он так и не сумел обратить на себя ее внимание? И мысль о том, что это самое тепло, которого он возжелал - обращено на кого-то другого - вызывала в нем раздражение и самый настоящий - хоть и не рациональный, но от того еще более жгучий гнев. И он был бы не удивлен, если бы кто-то сказал ему - что эти ощущения отразились и на лице - потому что сейчас он не нацеплял привычной маски. Напротив. Воспользовавшись случаем когда вроде как сделал признание - а вроде как и не делал - он ощущал себя до странности свободным..
- Это - лишь моя проблема. И если она станет моей болью - так тому и быть, и банальные советы “где-то рядом есть другая” - не помогут. Как бы то ни было - повторяю - я прошу прощения за то, что позволил себе разоткровенничаться, и еще раз прошу вас забыть обо всем что наговорил.
-он вновь предложил ей руку и стал подниматься с ней вместе по лестнице.

- Благодарю вас. - Ланский чопорно склонил голову. Остаток пути они проделали в молчании, он отстраненно смотрел перед собой, словно бы лишь из вежливости следя за тем, чтобы его спутница не споткнулась, а на деле - ликовал! Какой же удобный случай - теперь еще он и вот так, безо всяких усилий узнает и где ее поселили. Довел он ее до дверей, поклонился с безупречной вежливостью - но без малейшего намека на флирт пожелав ей спокойной ночи, принял обратно свою куртку, и отправился обратно. Куртку надел и застегнул на ходу, уже на лестнице снова нацепил маску и лишь тогда позволил себе вскинуть голову и торжествующе улыбнуться темным окнам и пустому пролету.
Великолепно! Лучшего и ожидать было нельзя. Теперь он будет выглядеть в ее глазах влюбленным, который мается от неразделенного чувства где-то внутри, а на деле не позволяет себе ни малейших поползновений. Это хорошо. Наверное, первое время она будет ощущать себя скованной и смущенной, как человек знающий о чужой тайне, но так это напротив - представит его в ее глазах как человека безупречно сдержанного. Кроме того - скрытая любовь которая позволяет себе лишь дружеские проявления свидетельствует о величайшей преданности, и заботе об интересах лишь любимого человека. Рано или поздно она поймет что сможет довериться такой вот преданности, не алчущей ничего для себя. А он почему-то хотел этого. Ее доверия, ее искреннего расположения, пусть даже пока без каких-либо сердечных чувств, для них еще рано. Их следует добиваться неторопливо, исподволь. Став вначале ее другом, потом - поверенным, незаменимым для нее человеком, лишенным какой-либо корысти. На такой вот базе семена чувств произрастают куда как вернее и надежнее. Хотя, конечно, намного дольше - с легким сожалением сознавал он, а потом отбросил эту мысль. Терпением он был наделен в полной мере, и торопиться оснований не имел. Планируя свое ухаживание с глубоким расчетом шахматной партии он, тем не менее, был весьма заинтересован в результате. И потратить заведомо много времени и трудов на то, чтобы заронить в этой не замаранной еще пороками света душе - семена чувств к себе - не казалось ему чрезмерной ценой.
Теперь же он возвращался в бальный зал. Дел там больше не оставалось - и можно было провести время, тем паче что других дел у него не было. Зато на балах можно многое узнать и услышать из чужих разговоров. Ну и конечно поприсутствовать при снимании масок

Не так уж просто оказалось пригласить Марию на танец. Мишель прохлопал момент, когда можно было подойти к ней, сразу после котильона. Пока лавировал среди гостей, Марию уже пригласил какой-то хлыщ. Мишель кипел гневом, но ничего не мог  поделать. Неподалеку какая-то юная кокетка пыталась попробовать на Мише свои силы, постреливала глазами и глупо хихикала, прикрываясь с притворной стыдливостью краешком своего веера.Князь сделал вид, что не замечает. Юное создание обиделось и обратило огонь своих глаз на Мишиного соседа, какого-то очередного рыцаря. А князь не спускал глаз с Марии. Она танцевала с такой грацией, до которой всем присутствующим женщинам было недостижимо далеко. Миша то восхищался ею, то начинал ненавидеть ее партнера. Вот ведь неуклюжее создание, кто так танцует, когда рядом - фея?
Промучившись весь танец ревностью, которую он вроде бы не имел права испытывать, но которая не спросила разрешения и завладела князем в полной мере, Мишель, как только начал затихать последний аккорд, решительно направился к Марии.
Но судьба. похоже, решила его сегодня за что-то наказать. В танцах наступил перерыв, а в центре зала устроили какое-то глупое представление. Миша очень хотел подойти к Марии во время представления, но впервые в жизни оробел. Возле не оказалось так много народа, и встревать в этот то ли семейный, то ли дружеский кружок он себя никак не мог заставить. Пожирал свою фею глазами издалека и молча страдал, что на князя было совершенно не похоже.
Рядом с Марией все время находился какой-то господин, уже довольно пожилой, скорее всего, отец. Или дядя. Еще лиловый дракон - не иначе, родственница Мишиного розового, с супругом, по-видимому. И какая-то беззаботная молодежь: девушки, рядом с Марией казавшиеся утками, подплывшими зачем-то к лебедю; и не стоящий внимания юнец. Хотя Мишель дорого бы дал, чтоб оказаться на его месте и быть так близко к Марии… слышать ее смех, видеть, как блестят ее глаза…
Слава богу, представление в конце концов закончилось, и музыканты начали играть вальс. Мишель пообещал себе, что вызовет на дуэль любого, кто помешает ему на этот раз пригласить Марию, и торопливо пошел к ней, не глядя по сторонам и рискуя кого-нибудь толкнуть или задеть. К счастью, идти ему было недалеко. Князь поклонился пожилому мужчине, который не отходил от Марии во время всего представления - какая трогательная забота о дочери… или о племяннице, неважно.
- Вы позволите пригласить вашу очаровательную спутницу на вальс? - спросил у него Миша. уверенный, что “дядя” не станет возражать, сам-то он с Марией не танцевал. И, дожидаясь ответа, князь взглянул на Марию, гадая, узнала она его или нет.

Мишель едва удержался, чтобы не сморозить от счастья какую-нибудь глупость, степенно вывел Марию в круг танцующих и… не смог произнести ни слова. Танец начался, он наслаждался каждой секундой ее близости, а заговорить никак не мог. Но одно ее слово разом сняло с него это непонятное оцепенение.
- Вы меня узнали! - с каким-то детским восторгом прошептал Миша, и потом добавил громче:
- Я не князь, я - несчастный Зеленый Рыцарь, который потерял голову от вашей красоты. Бедные, бедные наши дамы… представляю, как они сейчас вам завидуют. А вы, оказывается, жестоки. Как можно быть такой прекрасной? Это же бесчеловечно.... Впрочем, феям нет никакого дела до чувств простых смертных, не так ли?
Миша улыбался, болтая, но в его словах было не так уж много лести. Он искренне считал, что по сравнению с Марией все женщины вокруг выглядят либо уныло, либо смешно, либо… никак.

- Вы правы, я околдован, - легко согласился Миша, не отрывая взгляда от ее лица. Зачем ей маска, ее глаза сияют на весь зал, этот взгляд невозможно не узнать… Маска мешала ему любоваться красотой Марии в полной мере, и он испытывал сильное желание немедленно ее снять. Но удержался, само собой. А что еще оставалось?
- Меня околдовало не зелье, а фея. У нее самые прекрасные в мире глаза. И волосы… - он на мгновение отвел взгляд от ее глаз, мысленно проводя рукой по золотистому водопаду, уплывавшему за ее спину, затем снова посмотрел в ее глаза.
- И вообще, она самая прекрасная в мире. А дракон… он уже прилетал. И я даже сразился с ним в полонезе. А затем в вальсе. Мои друзья меня едва-едва спасли.
Мишель все никак не мог понять, что творится с его рукой, обхватившей ее талию. Странное, теплое было ощущение… такое сильное, необычное. Он слегка сдвинул руку, как бы поудобнее подхватывая ее, и вдруг понял. От этой догадки его словно окатило горячей волной. На Марии не было корсета! И от ее кожи его руку отделял всего лишь бархат ее платья…
- Никогда больше не говорите и не думайте, что в этом зале, в городе, в стране, на всей земле есть кто-то красивее или моложе вас, - внезапно охрипшим голосом проговорил Миша, - Потому что это неправда.

- Не боюсь, - Мишель снова лишился дара речи - вернее сказать, дара осмысленной речи. Сделанное им только что открытие заставило разбушеваться фантазию и разгорячило кровь, - Не боюсь и мечтаю только об одном - всю жизнь быть во власти этих чар.
Тепло ее кожи жгло ему ладонь даже сквозь платье. Он не смог удержаться, чтобы вновь не провести рукой по ее талии. В голове шумело так, что князь почти не слышал музыки.
- Что еще за Шереметьева? - Миша честно пытался вспомнить, кто это, но не смог. Кажется, Саблин был на том балу, и даже что-то восторженно потом плел насчет юной Шереметьевой… а, может, и не о ней.
Она вам и в подметки не годится, поверьте, - авторитетно заявил Мишель и, теряя голову, прижал Марию к себе покрепче. Провалились бы куда-нибудь сейчас все эти люди… или каким-нибудь чудом они с Марией исчезли… перенеслись в тихое место, где кроме них больше никого не будет… убрать бы эту бархатную преграду, чтобы почувствовать нежность и тепло ее кожи...
Кровь взбесилась и с силой ударила князю в голову.
“Приди в себя, идиот!..” - вопили остатки здравого смысла. Несколько мучительно-сладких мгновений он пребывал в каком-то отрешенном состоянии, затем его уши снова обрели способность слышать музыку.

- Что? - у Мишеля потемнело в глазах. Ему показалось, что его кровь, только что лихорадочно кипевшая от желания, в одну секунду превратилась в ледяную воду. Супруг? Она - замужем?! Этого не может быть, это неправда!
- Вы… замужем? - спросил он глухо, глядя в ее глаза и умоляя ее сказать “нет”. Глупая, отчаянная надежда, ничем не обоснованная. Безумная надежда, что она просто пошутила, что ее “супруг” - просто часть ее образа.
Ты - моя, моя! - молча кричали его глаза, - Ты не можешь принадлежать другому! Я не хочу!

- Вы замужем, - мертвым голосом проговорил Миша. Чудовищная несправедливость. Такого не могло быть, он отказывался в это верить, но кольцо… и ее такой спокойный тон… и удивленное выражение в глазах. Все это не оставляло сомнений в том, что она не шутит и не дразнит его.
- Замужем, - снова повторил он, не в силах все же оторвать взгляда от нее. Что же ему теперь делать?..
Вон отсюда, немедленно. Домой, подальше от нее, подальше вообще от всех… пить и сходить с ума от отчаяния. Но… танец еще не закончился. Вот когда Мише пригодилось его умение танцевать. Даже в таком потрясенном состоянии он продолжал машинально кружиться с Марией в вальсе, не задумываясь особенно о том, что делает. Правда, его руки одеревенели и больше ничего не ощущали. Он отчаянно смотрел на Марию, стараясь сохранить в своей памяти ее лицо… чертова маска!
Прощай…
Сердце пронзило болью. Он видит ее в последний раз. Вот-вот окончится танец, и Миша подведет ее к тому старику (хотя до старика мужчине было далеко, но князь уже не мог иначе его воспринимать). И никакой он не отец, и не дядя Марии. Теперь совершенно ясно, что он и есть ее супруг.
- Я не знал, Мария… - Миша тоже назвал ее по имени, надеясь, что она простит ему эту последнюю вольность. Все-таки, он прощался навсегда.
- Я думал… к черту все, что я думал. Я желаю вам счастья. И безумно завидую вашему супругу, - последняя фраза сорвалась с губ помимо его воли.

Он хотел немедленно уйти - как только закончится вальс. Потому что было слишком больно видеть ее и осознавать, что теперь она потеряна для него навсегда. Но когда Мария попросила проводить ее к окну - почему-то обрадовался. Момент расставания откладывался еще на какое-то время. Осужденный на казнь получил отсрочку. Радость пополам с болью и осознанием неизбежности утраты… странная смесь.
- Пойдемте, - он предложил Марии руку и повел ее подальше от танцующих. Совершенно случайно окно с открытой фрамугой оказалось в противоположном тому, где находился ее супруг, конце зала.
Мишель остановил проходящего мимо лакея и взял у него два бокала. Шампанское… лично он предпочел бы сейчас коньяк. И пистолет. Сперва одно, затем другое - и к черту всю его бестолковую жизнь, не будет ему никогда уже счастья…
Отдав один бокал Марии, князь легко прикоснулся к нему своим. Раздался тихий звон.
- Я хочу выпить за вас, Мария. Вы - удивительная. Я никогда таких не встречал, и точно знаю, что больше никогда… - он не смог продолжать, и замолчал, застыв напротив нее с бокалом в руке.

- Наверное, я очень этого хотел, - грустно улыбнулся Миша. Никакие обстоятельства уже не изменят того, что она навсегда для него потеряна, но он не станет ей говорить об этом. Он ведь мужчина, а не тряпка. Пожалуется потом, в укромном местечке, Вольдемару… если, конечно, получится. А сейчас… судьба подарила ему последние несколько минут, и он не собирался отравлять их безнадежным отчаянием.
- Я даже не мог предположить, что вы замужем. Вы слишком молоды…

- Свободный? - переспросил Мишель, - Нет, я об этом даже не думал. Я.... увидел вас и вообще ни о чем не мог думать, кроме того, как вы прекрасны.
Миша зачем-то сам себя растравлял сладким ядом воспоминаний. Их первая встреча… затем вторая, когда она упала в обморок… и он всю дорогу до ее дома держал ее в объятиях…
- Простите, если обидел вас этим предположением, - Мишель сглотнул подкативший к горлу комок. Дышать становилось тяжеловато, и находиться с ней рядом было мучительно. Но он был не в силах уйти, сознательно продлевая свои мучения. Ведь впереди у него - бессмысленная жизнь. Без нее.

Мишель слушал Марию, чувствуя, что не в состоянии понять ее мужа. Иметь в своих руках такую драгоценность - и так небрежно с ней обращаться? Надолго оставлять… знать, что она будет появляться везде одна… он совсем к ней равнодушен, что ли?
Удивительный и понимающий… бесчувственный он, а не удивительный. Впрочем, в его возрасте это должно быть нормально. Наверное, он уже не способен ценить то, что имеет.
И вдруг в обледеневшее сердце князя прокралась слабая надежда. Муж… часто уезжает, оставляет ее одну… значит ли это, что Мишель сможет хотя бы изредка ее видеть?
Но зачем?
Зачем терзать себя, встречаться с ней, зная, что она навсегда принадлежит другому. зная, что не имеет на нее никаких прав?
Затем, что я ее люблю, - упрямо заявил какой-то новый Мишель внутри старого.
- Как хорошо, что ваш супруг такой… понимающий, - Мишель едва не скривился. выговаривая слово “супруг”, - Такую красоту прятать от всех - преступление. Впрочем, на его месте я бы спрятал вас так, что ни одна живая душа бы не нашла! - князь не понимал, что с ним творится, но чувствовал, что еще немного - и он начнет говорить совсем уже неприличные вещи. И в то же время его начала охватывать злоба. Нет уж, не будет он прощаться с Марией. Если ее муж не способен оценить по достоинству чудом доставшийся ему бриллиант, то Мишель - может.

Может и любил куда то в пустоту ответил Петр. Ему так хотелось снять маску и сорвать ее с княжны, но это было запрещено и глупо. До безумия хотелось открыться и сказать все, что он чувствует, а чувствует он намного больше чем когда-либо. Страшно признаться, но он влюбился как полный дурак и мальчишка. Он влюблялся всего один раз в свою учительницу по французскому языку мадам Бурдон она была молода и красива, а ему было всего 15. От этого воспоминания у него на лице возникла улыбка, жаль что его спутница ее не увидит и какого черта он решил одеть такую идиотскую маску закрывающую все лицо, а ведь собравшись сюда это был буквально самая главная часть костюма. От князя не ускользнула перемена ее взгляда от его прикосновения и он понимал, девушка пытается узнать его и ее грызут сомнения. И в то же время ей нравится этот незнакомец, в душе нарастала такое его любимое самолюбие. Боюсь я опоздал с чарами, а вот вы как только взошли в зал уже напустили их на этот зал, видно я оказался самым слабым из всех присутствующих и поддался им. Вальс заканчивался и как это не эгоистично он на последних секундах еще сильнее сжал руку юной ведьме. Как это не печально, но вальс заканчивается, а я околдованный не могу расстаться с вами. Можно бедному колдуну набраться храбрости и проводить вас и угостить шампанским, обещаю если на ваш танец посягнут другие кавалеры я испарюсь очень быстро.

Валевский не спускал взгляда со своей незнакомки, танцующей с высоким мужчиной. И чем дольше звучали звуки вальса, тем больше он убеждался, что никакой он ей не родственник. Невооруженным взглядом было видно, что между ними нечто большее. Кто он ей? Муж или любовник? Кем бы он ни был, было бы разумней отказаться от притязаний ни внимание дамы. Но разум был заглушен азартом. Она пренебрегла им, что только подогревало интерес, она вероятно замужем, что еще больше его распаляло и одновременно окрыляло-ведь то, что она замужем значительно упрощало дело. Алексей никогда не заводил романов с барышнями, а тем более старыми девами, с первыми были больно хлопотно даже в плате обычного флирта-юные создания слишком впечатлительны и влюбчивы, а к последним он питал только презрение. Его незнакомка была не шестнадцатилетней юной кокеткой, а молодой и прекрасной женщиной, а если она замужем, то можно не беспокоиться о так оберегаемом незамужними добродетельном и праведном поведении. Отказаться...нет, оставить ее в покое он не хотел. Прошло около года с тех пор, как он оставил Лизоньку, и большее не встречал женщин по своему вкусу, приходилось довольствоваться теми кто был рядом. Но сейчас понимал, что искал и ждал не зря. Горничная его тетки была темноволоса и невысока, но сейчас, глядя на это неземное создание, кружащееся в вальсе, понимал насколько была нескладна и даже по своему груба его Лиза. Она была совершенна, каждое ее движение, каждый поворот головы были легки и изящны, взгляд не был робким или строгим,как у чопорных дам. У него пошла кругом голова, стоило представить, что сейчас его рука касалась бы ее тонкой талии. Захотелось пристрелить этого мужа-любовника, что бы занять его место. Вальс заканчивался, Алексей потерял ее из виду и залпом допил шаманское.
  Из кружащих голову грез вырвал тычок Вронского, подошедшего к нему и сияющего, как начищенный сапог.
-ты прямо светишься. Неужели нашел даму сердца?
-ну...сердца ни сердца, но нашел.
-расскажешь мне после, кто она,-усмехнулся Алексей и пошел по залу к тому месту, где она стояла до вальса. Она была здесь вместе с сопровождающим ее мужчиной, флиртовала с ним и улыбалась. Валевский молча кивнул мужчине, с трудом удержав злость, едва не проявившуюся во взгляде и подал руку незнакомке.
  Кадриль. Танец-игра с бесконечными переходами. Он мог лишь касаться ее руки, но от касания ее тонких пальчиков, не затянутых в перчатки, его бросало в жар.

Рой мыслей кружился в бедной голове Мишеля, а он был слишком взволнован и огорошен, чтобы попытаться ухватить хотя бы одну. Только что был готов проститься с Марией навсегда, проклиная собственную никчемную жизнь, и вот уже полон решимости быть рядом с ней так долго, как это будет возможно. Он теперь чувствовал себя так, как, должно быть, ощущает себя осужденный, которого помиловали буквально за несколько минут до казни. Несколько минут назад мир представлялся ему мрачной бескрайней пустыней, серой и холодной, и вот сейчас снова казался ярким и разноцветным. А все благодаря тем удивительным словам, которые он услышал от своей зеленоглазой колдуньи.
- Не знаю, какой я оборотень, но я и правда стану драконом, если какому-нибудь опрометчивому принцу придет в его глупую голову попробовать оспорить у меня право танцевать с вами кадриль! - заявил князь и вернул на поднос пустой бокал. Она сама выразила желание танцевать с ним! От осознания этого у Мишеля словно выросли невидимые крылья за спиной - так легко и радостно стало у него на душе.
"Все равно ты моя... пусть замужем... хотя... нужно еще выяснить, что это за муж такой, который так беззаботно бросает свою молодую жену и уезжает к черту на рога... разве он не понимает, что нельзя оставлять такую красавицу без присмотра? Скорее всего, он уже слишком стар, чтобы ее любить..."
Легкие звуки кадрили заполнили зал, и Мишель едва не прозевал момент, чтобы занять вместе с Марией свое место среди танцующих. Жаль, танцуя кадриль, разговаривать можно лишь короткими фразами - постоянные переходы туда-сюда просто не оставляют времени для иного.
- Вы божественно танцуете, - успел шепнуть Миша, когда Мария оказалась рядом с ним, - На месте окружающих нас дам я бы убежал со стыда в парк и закопался бы там с головой в снег... потому что по сравнению с вами они кажутся неуклюжими провинциалками, попавшими на свой первый столичный бал!