Следующий день после именин был настолько же умиротворенным и спокойным - насколько день предыдущий полнился весельем и сюрпризами. Бал в который превратился вечер после именин затянулся далеко заполночь, и поскольку отпускать гостей в двухчасовую дорогу до Петербурга никто не собирался - все заночевали в доме, не исключая и бабушки Полонской с маленькой Китти. И поэтому за завтраком было людно как никогда. Более того, Волконский и Елагин так взяли в оборот генерала, а графиня Салтыкова и генеральша Волынская не спешила расставаться с Софьей Павловной, то гости задержались и до обеда, и лишь после него, когда дети, корча недовольные мордашки все-таки разошлись по своим комнатам, чтобы поспать - гости засобирались восвояси, с тем, чтобы вернуться в Петербург засветло. Даша уехала повидать Натали, и до ужина Владимир ее не ожидал. Воспользовавшись наступившей тишиной в доме он засел разбирать счета и подсчитывать расходы на организацию праздника. Впрочем это не заняло у него много времени, и за ужином, когда все собрались вместе - он никуда не спешил. Временами он ловил на себе взгляд Елагина - выжидающий, вопросительный, и, понимая что тот имеет в виду лишь успокаивающе приопускал веки. Предстоящий разговор, как ни странно - не вызывал у него волнения. Лишь какую-то отстраненную решимость, при которой он старался отбросить от себя все страхи на ее возможную реакцию, словно бы желая твердостью собственного намерения заранее поделиться этой твердостью и с ней.
После ужина был спокойный, тихий вечер, но несмотря на многозначительные взгляды Елагина Владимир не торопился, наблюдая за тем как Даша беседует Михаилом Федоровичем, и не желая даже на миг прерывать их беседу. Всему будет время, он был уверен.
В конце концов все стали расходиться по комнатам. Дом затихал. И Владимир вернулся в свой кабинет, зная что Даша скорее всего придет к нему, увидев что он не торопится спать. Так бывало всегда, и эти вечерние тихие беседы в его кабинете, когда уж точно не постучались бы в дверь по делам, и не влетел бы никто из детей - были маленькими островками для них двоих.

Дым поднимался к потолку ,вытягиваясь тонкой струйкой в едва-едва приоткрытое окно. Владимир сидел за столом, слегка передвинув свое кресло так, чтобы сидеть боком к столу и видеть окно по другую руку от себя. Тишина уснувшего дома нарушилась тихо открывшейся дверью, но он не вздрогнул, хотя и сидел спиной к двери. Он ждал этого звука, и с каждым выдохом, уносившим к потолку сизые струйки дыма из легких - казалось улетают и какие-либо сомнения и колебания, если только они вообще имелись. Он не раздумывал что и как скажет ей. Хотя сам факт того, - КАКУЮ новость ему придется ей сообщить - впору было самому рехнуться, ломая голову над тем, как аккуратнее ей сообщить. Собственно его поэтому и окутывало какое-то свинцовое спокойствие и полное отсутствие мыслей, что стоило лишь над этим задуматься как сомнения его одолеют, а беспокойство и тревога задавят окончательно. А Владимир никогда не позволял задавить себя ничему. Даже самым страшным страхам.
Она появилась на пороге и он с задумчивой улыбкой опустил трубку и поднялся ей навстречу.
- Мысли....- он протянул ей левую руку - Я ждал тебя.

- Беспокоит... точнее - должно беспокоить. - он смотрел на нее внимательно и задумчиво - Знаешь, Даш, я хочу рассказать тебе одну сказку. Очень длинную, и довольно странную сказку. У меня самого она вызвала довольно странные ощущения, и... хочешь послушать?

Владимир чуть передвинулся вместе с креслом чуть ближе к столу, обвил левой рукой ее талию, придвинул ближе к себе, и глубоко затянулся дымом
- Жил-да был на свете один молодой человек. Кутила и весельчак, любитель шумных компаний и веселых проделок. Человек с большим сердцем и доброй душой, хотя по молодости лет думаю мало кто это в нем замечал. Однажды его отец решил женить сына. Устроил у себя целые смотрины невест, пригласил всех своих знакомых у кого были дочери на выданье. А наш герой вовсе не горел желанием жениться, да и амуров особенных ни к кому конкретному не испытывал. Смотрел он на эту живую выставку и вдруг заметил что одна из девушек далеко не так горит желанием выйти замуж как остальные. Она к нему словно бы вовсе интереса не испытывала, была погружена в какие-то мысли, и мысли невеселые. А сердце у нашего парня было такое что не могло вот не откликнуться на это затаенное от всех отчаяние, замаскированное тщательно соблюдаемыми приличиями. - он вновь затянулся дымом, и придвинул ее еще ближе, так, что она теперь ей пришлось перекинуть ножки через его колено- Искреннее участие в свете редкость, да и тепло его души для девушки было столь неожиданным что она рассказала ему о своей беде. Уж не знаю, какими судьбами эта беда с ней произошла, но выходов у нее было два - в монастырь, или в пруд с камнем на шее. Проникся к ней молодой человек, и поскольку от него требовалось лишь жениться - неважно на ком, то он сделал предложение именно ей. Спас тем самым от позора, от бесчестья, а может и от смерти. И девушка эта по гроб жизни стала ему обязана и благодарна.

- Время шло, они взрослели. - продолжал Владимир тем же спокойным тоном, медленно, словно выбирая слова, на самом же деле припоминая не только то, что рассказали ему Волконские после его ранения но и то, что рассказывал Михаил Федорович несколькими месяцами раньше, незадолго после свадьбы, вот в этом же самом кабинете, когда они втроем с Демидовой пили тут бренди, после того как княгиня ушла. - Наш герой начал мало-помалу отходить от кутежей и юношеских забав, и хотя женился он не по любви, а по одной лишь доброте душевной, то мало-помалу проникся симпатией к своей супруге, поскольку была она и красавица и умница и дом вела всем на зависть. И главное - она, испытавшая с самого начала лишь горячую благодарность и уважение к нему за эту защиту и покровительство - полюбила его. Так искренне и горячо, как он того заслуживал, ибо, повторяю, человек это необыкновенной души. Что стало с тем... маленьким событием из-за которого готова была разбиться ее жизнь, я не знаю. Предполагаю что она либо потеряла ребенка, либо он скончался вскоре после рождения, потому что первый живой ребенок, сын, у этой пары родился лишь спустя два или три года. Счастье этой женщины было совершенно безоблачным, она родила сына от любимого мужчины, за которым была замужем, и ничто казалось не могло его омрачить. Сам же он тоже полагаю был вполне счастлив, потому что привязанность скрепленная общим ребенком зачастую бывает даже крепче любви. Однако... - он помедлил, не зная, как подобрать слова, чтобы вложить свой рассказ не повествование о банальной измене а то, что ощущал сам - ощущение не измены, предательства и преступления а простого проступка. Необдуманного по молодости лет, и вполне простительного если учесть последствия.- Однако через года два или три случилось нечто непредвиденное. Будучи, как я понимаю в столице, в долгой отлучке от семьи наш герой встретил одну молодую женщину. Эта женщина - очаровательная и интересная особа, была моложе него на добрый десяток лет. Она была уже замужем, за вполне достойным человеком, у нее тоже был маленький сын. Не знаю, сразу ли вспыхнула между ними страсть, и по чьей инициативе, но предполагаю что инициатором была женщина, ибо наш герой, хоть и не чувствовал к своей жене глубокой, всепоглощающей любви - был человеком долга и чести... но.... в конце концов это произошло. - Владимир глубоко затянулся дымом, мельком глянув на Дашу, чтобы проверить - какое впечатление оказывает на нее рассказываемая им история, и так же мерно продолжал - Роман между ними продолжался недолго, и носил характер скорее страсти нежели любви, как мне кажется. Такие связи угасают обычно сами собой, и их участники расходятся по своим семьям и благодарят Бога за то что их супруги об этой связи не проведали, а значит они не нанесли своим близким никакой боли своим адюльтером, и, наученные опытом и страхом разоблачения - понимают, что истинное сокровище - собственная семья, что все это время была под рукой. И как правило не повторяют впредь раз совершенной ошибки. Так случается часто. Но.... этим двоим не повезло. Случилось так, что эта женщина забеременела. И не от своего мужа.

- Пришлось узнать - отозвался Корф. Несмотря на свой мягкий тон он был напряжен как струна, не отрывал от нее острого взгляда сквозь облачка дыма, словно врач, наблюдающий за больным во время опасной операции. Но едва она подняла голову он с деланно задумчивым видом отвел глаза, чтобы она не поняла раньше времени, по его взгляду, что этот рассказ имеет к ней непосредственное отношение, и снова затянувшись дымом продолжал. - Как я уже сказал - эта женщина забеременела. Такие последствия уже не скроешь. Ей пришлось повиниться перед мужем. Муж ее, как я уже говорил, был весьма достойный и уважаемый человек. Он сумел простить своей супруге ее адюльтер, но вот ребенка этого, который всю жизнь напоминал бы ему о ее измене - видеть не желал. Поэтому он поставил условием, что она отдаст ребенка в добрые руки, и более не будет иметь никакого отношения ни к этому ребенку, ни к его(или ее) отцу. Женщина согласилась. Уехала в деревню, где и родила, прелестную девочку. Обычно в таких случаях - увы, это не редкость в свете, ребенка отдают в крестьянскую семью и оплачивают приемным родителям щедрое содержание. Только вот наш герой не допустил, подобного, и едва девочка появилась на свет, а женщина вернулась к мужу - он забрал девочку к себе. В свой дом. - Он покусал губу, но долго раздумывать не стал. Клубы ароматного дыма все так же мерно подплывали к потолку с каждым его выдохом и каждым словом, и вытягивались тонкими струйками в окно. - Его жена... можно только представить себе, что она почувствовала, когда ее муж признался в своем адюльтере и принес новорожденную девочку. Нрав у нее был не сахарный, но вместе с тем ее любовь к нему была настолько глубока, что она не смогла его возненавидеть. И простила. И приняла девочку в дом, изобразив для всего мира что это она ее родила. Даже ближайшие родственники были уверены, что у счастливой четы родилось второе дитя, и им как водится стали приносить поздравления. Однако... Знаешь, Даша, даже в сказках люди не всегда бывают такими совершенными и идеальными. А уж в жизни и подавно. Возможно не существует абсолютного прощения, прощения без оговорок. И эта женщина, так любившая своего мужа - мучилась ежедневной горечью каждый раз при виде девочки, которая самым своим видом напоминала ей о том, что любимый предал ее, пусть и единственный раз в жизни. Но знаешь... невозможно растить ребенка, видеть его первые шаги, слышать первое слово, видеть как он растет, и не привязаться к нему. В этой девочке волей-неволей было сосредоточено самое больное воспоминание, и ненависть к бывшей любовнице мужа, но вместе с тем, была и любовь. Странная, болезненная, а все же любовь. Что касается нашего героя.... Знаешь, Даш, я худшему врагу не пожелал бы оказаться на его месте. Вместе с огромным уважением, которое проснулось в нем по отношению к супруге за ее прощение, в нем навсегда поселилось грызучее чувство вины. Перед обеими. Перед женщиной, которую он предал, перед дочерью, перед собственной совестью. Не думаю, чтобы он сожалел о своей бывшей любовнице - скорее уж мучился стыдом за то, что когда-то имел с ней связь. С тех пор вся его душа без остатка принадлежала его семье. Жене, которая со временем все же заняла место не только в его мыслях, но и в сердце. Сыну, который подрастал. А более всего - дочери. Он любил эту девочку так безоглядно и горячо, как только мог любить человек его склада. И полагаю, вовсе не из-за женщины, которая ее родила, а потому что мужчинам свойственно отдавать сердце скорее дочерям чем сыновьям. Его жена зачастую была не в силах скрыть раздражение и досаду самим существованием этой девочки, часто была к ней попросту жестока, но всегда старалась скрывать свое отношение от мужа, которого любила все глубже год от года. И в то же время - ловила себя на том, что все же любит этого ребенка. Что касается той женщины, что ее родила.... матерью ее назвать я даже ради физиологической точности не могу. - она не подавала о себе вестей долгие годы. И никак, ничем и никогда не интересовалась жизнью девочки. У нее самой сложилась вполне счастливая семейная жизнь. Года через три у нее родился второй сын, на этот раз, полагаю от законного супруга. Так и жили они много лет. В тайну эту был посвящен помимо ее непосредственных участников лишь один человек - настоящая скала и наилучшая гробница для любых тайн. На том бы эта история и закончилась, о тайне словно бы забыли даже сами участники событий, проникнутые реалиями жизни как таковыми. Но... спустя много лет возникли обстоятельства при которых в эту тайну вмешались другие люди.

Отредактировано Владимир Корф (29-12-2015 12:12:13)

- Да... интересная - медленно произнес Владимир, не спуская с нее взгляда. Догадалась или нет? Он не давал себе труда скрывать какие-либо детали, и наговорил достаточно, чтобы как минимум заподозрить о ком идет речь, но хорошо бы успеть договорить до конца. Повествование в режиме сказки о посторонних людях оказалось куда удобнее чем сразу заявить "знаешь, дорогая - ты родилась не от своей матери" а потом пытаться что-то пояснять, не зная, что из твоих слов услышано, а что в смятении чувств пропущено мимо ушей. - Но... как я уже говорил, в эту тайну вмешались, спустя много лет. Эта девочка выросла, вышла замуж, и стала вращаться в высшем свете. Тогда та женщина что ее родила - появилась вновь. Но появилась - под видом такой же светской подруги как и все остальные. Муж ее к этому времени умер, и не было никого, кто препятствовал бы ее общению с молодой женщиной. Впрочем женщина эта не спешила открывать девочке тайну.  Не думаю, что в этом была повинна совесть, или обещание данное покойному мужу, или хотя бы элементарное чувство такта. Попросту время было неподходящее. Девочка вращалась среди довольно нелицеприятных интриг, и имела в свете скандальную репутацию. Поэтому и открывать степень своего родства эта дама не спешила именно поэтому, а вовсе не потому, что ее удерживала щепетильность, данное слово или простое нежелание портить девочке устоявшуюся жизнь. Потому что все это не удержало ее впоследствии - когда скандальный ореол приобрел несколько другую окраску, а потом и погас вовсе. Женщина эта появлялась когда ей было выгодно, думаю наверняка рисуя себя самой себе этакой несчастной матерью, у которой отняли ребенка, и которая теперь вынуждена общаться с нею инкогнито. Только вот в те времена, когда девочке становилось по-настоящему тяжело - эта женщина исчезала бесследно. Пережидала периоды бурь, и появлялась в спокойные времена.  И вот однажды, когда скандальный ореол вокруг молодой женщины погас, напротив, она приобрела в свете всеобщее сочувствие и восхищение - эта дама появилась снова. И вознамерилась открыть девочке тайну, которую ее родители давно уже похоронили, спустя несколько лет решив-таки нарушить обещание, которое она могла бы нарушить давным-давно, да только тогда связываться не хотела. Причем я не поручусь за причину. Материнских чувств в этой кукушке много лет не было ни на грош, истинного сочувствия и любви - тоже, и предполагаю что ее внезапное решение есть лишь способ насолить своему бывшему любовнику, а более всего - его жене. Девочку тогда от потрясения спасло другое потрясение. У нее умер муж. Точнее не умер, а был убит. Для нее это было крушением целого мира. Как и следовало ожидать, "кукушка" же - вновь исчезла с поля зрения. Не то не желая связываться с темной историей, не то, по своему обыкновению, решив переждать тяжелое время, и вновь вернуться к общению с девочкой когда то вновь станет легким и приятным, без необходимости поддерживать и сочувствовать на деле, а не только на словах. Отец же, и мать, ибо матерью я называю ту что вырастила а не ту что родила - старались поддерживать ее как могли. - он вновь затянулся дымом, между делом заметив что табак уже почти дотлел до конца, и поразмыслив решил пока не упоминать о "воскрешении" мужа, чтобы не указать очень уж явно на героиню рассказа, прежде чем не поговорит с нею до конца. - Прошло время, для нашей девочки снова наступили светлые времена, и тут "кукушка" появилась снова. Исполненная благости, меда и елея, щебечущая о своей к ней искренней любви и привязанности, и на этот раз твердо намеренная объявить ей тайну ее происхождения. Скажи Даш, что ты думаешь обо всей этой ситуации? Об обеих женщинах, о мужчине?

Отредактировано Владимир Корф (30-12-2015 03:29:28)

- Не осуждай его, Даш.... -тихо произнес Владимир, откладывая все еще курившуюся дымком трубку, и поднимая на жену глаза - Он заплатил за свою единственную ошибку долгими годами раскаяния, стыда, и жгучих угрызений совести. И стократно искупил перед своей женой и дочерью ту измену - такой любовью, заботой и преданностью, на какую только способен человек. - больше он ничего не мог прибавить, и лишь смотрел, смотрел как зародившаяся в ней догадка перерастает в понимание, которого она пока не в силах осознать, которого сейчас боится, как наверное и стоит бояться чего-то нового, тайного, странного. А вместе с тем ощущал глубокое облегчение. Теперь оставалось лишь ждать. Ждать, когда это понимание, пройдя первичный страх и полудетское "меня обманывали!" перерастет в разумное осознание того насколько к лучшему раскрытие тайны, грызшей ее всю ее жизнь. Ведь тайна эта по сути ничего не меняла. Несмотря на бесконечный страх Михаила Федоровича Корф был уверен, что никакой тайны, никакой давней измены недостаточно, чтобы разом зачеркнуть в глазах Даши всю жизнь отца, целиком и полностью посвященную ей, и не допускал даже мысли о том, что ее отношение к нему может измениться. Зато появится понимание матери, и как оно появилось у него самого. И главное - не допустит, чтобы эта ехидна Строганова вмешалась в их отношения, и преподнеся эту историю "со своей колокольни" разрушило бы ложью то, что на деле было собственно таким простым. Он смотрел как она прошлась по кабинету, позволяя ей пока молча переваривать услышанное, и лишь когда она заговорила - встал, и подойдя к ней крепко обнял, привлекая ее голову к своей груди и крепко перекрестив руки за ее спиной, чтобы не позволить ей вырваться, когда она услышит то, что должна сейчас услышать.
- Ты все поняла правильно - тихо шепнул он в ее волосы - Это история твоих родителей. И эта девочка - ты.

Владимир вздохнул с облегчением, и только сейчас почувствовал как оказывается все это время какое-то незримое кольцо сдавливало сердце, и как насколько стало свободнее дышать и как тает эта тяжесть в груди, которую он не осознавал, но которая тем не менее была - тревогой и опасениями, которые он отметал призывая на помощь логику и веру в нее, в свою Дашу. Он слегка расслабил руки, поняв, что она не будет вырываться, и медленно гладил ее волосы, слушая эти сбивчивые, вырывающиеся из глубины души слова, и мог лишь догадываться о том, что творится у нее в мыслях.
- Я так и думал. Когда узнал все это... был не в состоянии рассказать, а когда оправился - тебе самой требовалось время, чтобы обрести душевное равновесие. Их тогда уже не было рядом, и мне пришлось ждать, пока они снова приедут. Чтобы узнав все это - ты могла бы увидеть их, сразу же. А не блуждать в лабиринте собственных мыслей, обращаясь к образам тех, кого нет рядом. - он коснулся губами ее лба - Они тут. В доме. В своей спальне. Наверное еще не спят. Хочешь - пойдем к ним сейчас? Я подожду тебя за их дверью.

- Черт побери, я дурак что сам об этом не подумал - Владимир, чертыхнувшись выпустил ее и налив в низкий широкий бокал на два пальца бренди, всегда стоявшего в графине на приставке у его стола, подал бокал ей - Пей. - он обошел стол и подойдя с другой стороны к креслу, на подлокотнике которого она сидела, и сел, обвив рукой ее талию. - Да, она. Она не по собственной воле уехала. Ее Степан Афанасьевич выставил. А после - пришел ко мне и рассказал что сделал и почему. Честно говоря, знай я заранее кто она - на порог бы не пустил в этот день. Он говорит что тогда, в январе, она приходила к тебе. Хотела воспользовавшись твоим смятением объявить на тебя свои права и вступить в роль доброй матушки, которую злые люди силой удерживали в стороне от ее дитяти. Только вот когда за заключением последовал суд, на котором твоего мужа признали виновным в государственной измене - она растворилась как дым, я верно понимаю? Еще бы, связываться с женой осужденного, а тем более - казненного не с руки. - его глаза блеснули холодной злостью. - Даже письма с соболезнованиями прислать не удосужилась, хороша отговорка "письма не помогают". У меня до сих пор зубы сводит, как вспомню ее елейный голосок. Зато когда мы с тобой триумфально вернулись в свет, оказалось что с тобой по-прежнему можно дружить, а значит довести до конца задуманное еще в январе. Не сомневаюсь, что она собиралась открыть тебе истину, только преподнеся ее под своим соусом. Неудивительно, что Лидия Алексеевна была готова ей глаза выцарапать, а я-то никак понять не мог, отчего ее так перекосило. Вот только не знаю чего в ее стремлении было больше - получить дочурку, палец о палец при этом не ударив, или же насолить княгине Волконской за то, что после смерти графа Строганова Михаил Федорович не возобновил с нею связь. Я быть может утрирую, но знаешь, не удивлюсь если это окажется правдой.

Владимир, обвивавший рукой ее талию молча привлек ее к себе и коснулся виском ее плеча. Все будет хорошо. Все будет хорошо, ей надо просто переварить эту новость - убеждал он себя, и с еще несмелой радостью перемешанной почему-то с крайней усталостью, по мере того как отступало напряжение, с которым он взвешивал каждое слово своего рассказа.
- Знаешь... - наконец негромко произнес он - По сути, ничто ведь не изменилось. Разве что ты теперь не будешь мучиться безнадежными вопросами "за что?", вспоминая обращение Лидии Алексеевны. Теперь знаешь что ты в этом ни в коей мере не виновата. Да и она...  не мне судить. Судьба распорядилась так, смешала пасьянс довольно причудливым образом, но теперь он наконец сошелся. - он крепче прижал ее к себе, не поднимая головы. - Знала бы ты, как казнился Михаил Федорович, рассказывая мне об этом... Жутким чувством вины, стыда... и страха. Он боялся, что узнав правду, ты переменишь свое отношение к нему. Я правда сказал ему, что это невозможно, но он все равно думаю боится этого. И стыдится. Я сказал, что непременно открою тебе правду, и боюсь теперь он ждет этого как свершения приговора. - Корф поднял голову. - Я ведь не ошибся? Не представляю, чтобы ты стала ненавидеть или презирать его, как он того страшится.

- Тшшш, все хорошо. Плачешь, это нормально - шепнул Владимир поднимая к ее лицу левую руку, и отирая тыльной стороной неподвижных пальцев светлые капли с ее щек - И, знаешь что, Даш... думаю тебе не стоит встречаться с ними прямо сейчас. Утро вечера мудренее, возможно они уже спят, да и... знаешь, разговор подобного рода трудно будет вести с ними обоими сразу. Такие вещи надо говорить каждому наедине. Уверен, ты найдешь что сказать матери, и как развеять страхи отца, но сделать одновременно и то и другое, с обоими сразу... Ты собьешься, начнешь путаться, расплачешься, и в итоге не скажешь и половины того, что ощущаешь, а потом будешь корить себя за недосказанное. Да Лидия Алексеевна думаю наедине с тобой будет чувствовать себя свободнее. И Михаил Федорович тоже.

- Да. - просто ответил он, поглаживая ее волосы, и не пытаясь успокоить, желая дать ей поговорить, выплакаться, в глубине души радуясь ее слезам. Со слезами все уходит, и приходит успокоение. Тогда как подавленные слезы, затолканные вглубь противоречия приводят лишь к нарастанию душевного конфликта и рано или поздно - к срыву. - Знаешь, я ведь тогда был почти уверен что не выживу. И хотел успеть сделать для тебя еще хоть что-то. Вытрясти из твоей матери то, о чем никогда бы не позволил себе спрашивать. Но когда стоишь одной ногой в могиле - все условности и запреты теряют значение. - Корф коснулся губами ее виска, и приобняв, крепче прижал к себе.- Хотел выяснить, что в конце концов между вами происходит, что за отношение у нее к тебе и почему. Выяснить, и рассказать тебе, чтобы снять с тебя хоть один этот камень. - А она все же удивительная женщина, и воздаю ей должное, хотя ярых симпатий все равно питать не могу. Могу представить себе как выглядел я сам со стороны с двумя-то дырками в легком, и для женщины сохранить при такой ситуации хотя бы видимость самообладания -настоящий подвиг, который внушает уважение. Она не стала ни отпираться не пыталась нагородить кучу ненужных абстракций, как при нашей первой беседе, а говорила так ясно и точно, что уж на что у меня тогда шумело в голове - а слова ее воспринимались совершенно трезво. И, надо отдать ей должное, даже при таком вот допросе - хранила тайну своего мужа. Сказала мне лишь - "это не моя тайна, хотите знать правду - открыть ее может только мой супруг, если пожелает, я же не имею на это права".

- Он не назвал ни имени, ни положения этой женщины. - Владимир покачал головой - А я и не расспрашивал. Собственно это меня не интересовало, главным было то, что мне стало понятно отношение Лидии Алексеевны, а остальное меня не касалось. Если бы она не заявилась вчера и Степан Афанасьевич не сказал бы мне кто она - я бы так и не узнал. Знаешь, как не хочу знать ни имени ни подробностей про женщину, которая родила наших детей. Хоть она ни в чем не виновата, она умерла, мир ее праху, но родители, в моем понимании это те, кто вырастили ребенка, а не те, что его зачали. Мой отец был в куда бОльшей мере отцом Анне, чем мне самому, хоть я в свое время из ревности и злился на это, но хоть и не афишируя этого - ощущал это всегда. Оттого собственно и ревновал, что он был ей не просто воспитателем, а действительно отцом. - он помедлил, а потом спросил - А когда умер граф Строганов? Андрей служил со мной, я знал что из родителей у него только мать, но вот когда это произошло?

Нелепая смерть. Зато быстрая.
- Выходит она молчала вовсе не из обязательств перед мужем, хотя я в этом и не сомневался. При желании могла бы если и не открыть тебе тайну, то во всяком случае снестись с Михаилом Федоровичем, попытаться познакомиться и примириться с княгиней, принимать участие в твоей жизни. Значит, выходит я прав. Предпочла для себя более удобную роль, ничем не связанную с тобой, всей этой историей с Императором. Что ж, весьма удобно. - он едва подавил презрение и в ответ на ее смех вскинул брови в утрированно-недоуменном и возмущенном выражении.
- Ты?! В Андрея!? В балагура, гуляку, и игрока, у которого весь ум находится на кончике языка, а вся выдержка - в эфесе сабли? Право, Даш, не пугай меня, я полагал что у тебя более утонченные вкусы!

- Ну вот я и напросился на комплимент - усмехнулся Корф с нарочитым оттенком самодовольства, - Воистину, хочешь чтобы тебя похвалили - похвали себя сам. Бери с меня пример, душа моя - он поцеловал ее в нос и откинул голову на спинку кресла, с удовольствием рассматривая ее лицо. - Впрочем, тебе даже и напрашиваться не надо. Как же ты красива....

- Особенно в таком - он с явным удовольствием рассматривал молодую женщину, и протянув обе руки отбросил назад ее волосы, открывая пену кружев на ее плечах, а потом опустив ладони на ее плечи развел их в разные стороны, спуская сорочку с одного плеча. - Самая красивая. Самая. - Владимир подался вперед, коснулся губами мягкой ямочки над ключицей, и обвив руками ее талию, прижал к себе, глядя снизу вверх. - Пойдем-ка наверх, родная. Утро вечера мудренее.

- Неврева? - Владимир пожал плечами - Слышал пару раз, но знакомиться охоты не имел никогда. Его имение за рекой, как и у прочей мелкой шушеры вроде Погодиных. Андрей пару лет назад жаловался что Долгорукая их привечает. Воображает небось себе что это - светское общество уездного масштаба. Столкнулись ты говоришь?

- И не увидишь. Отношений с соседями я не особо поддерживаю, кроме Андрея почитай и не общался ни с кем. Да и с ним уже как-то не хочется. - Владимир спокойно обнял жену и провел ладонью по ее волосам. - Неприятный? Он тебя чем-то обидел?

- Вот как?! - Владимир едва заметно нахмурился, и быстро приопустил веки, словно желая скрыть против воли блеснувшие холодной яростью глаза . "он так смотрел, словно я была в одном неглиже,а то и вовсе..." Вот как. Какой-то местный тип имел наглость подобным образом рассматривать его жену? И уж тем более напрашиваться к ней в экипаж, когда она ехала одна? Он медленно выдохнул, чтобы голос не выдал его ощущений и не развивая более эту тему, уцепился за другую - Андрей? Да, знает. Он приезжал сегодня, пока ты была у Натали. Фейерверк над нашим домом вчера всему уезду раззвонил о том, что трауром у нас и не пахнет.
А сам припоминал - где точно владения этого Неврева. И что надо бы завтра съездить к нему.

- Ага, в честь сорокового дня по моим поминкам? - фыркнул Владимир, без особого впрочем веселья, скорее с иронией. - Хотя нет, сорок дней давно прошли. Да какая разница. Андрей все же не дурак. Увидел, что у нас праздник - вот и явился узнавать в чем дело. Он сейчас в университете учится, по большинству в Петербурге живет, зарылся совсем в свои книги и жену с ребенком, ничего вокруг не замечает, и слава Богу. Самая что ни на есть счастливая жизнь, и я весьма за него рад

- Твоя правда. - Владимир поднялся, пересадил ее пока в свое кресло, и принялся гасить свечи, между делом поинтересовавшись - Как прошел твой визит к Натали?

- Не рада? - Корф повернулся к жене, вскинув бровь в недоумении. Неожианно словно некая тень легла на его лицо. Вот так-так. Не слишком ли быстро они с Дашей позабыли о суде и приговоре, после бала в Гатчине и приезда гостей на ее именины. Решили, что они снова приняты в свете, пусть и не в столичном. Так выходит - не везде. Черт побери... А я-то забыл что теперь не только опальный и ссыльный, но еще и бывший осужденный и казненный, хоть и оправдан был пост-фактум. Про оправдание мало кто вспомнит а про суд и процесс будут помнить все. Его взгляд омрачился. Выходит вот оно как. Дашу-то до свадьбы с ним свободно принимали в свете, она вращалась в самом блестящем обществе, а теперь выходит .....Наконец он продолжил, с видимым спокойствием - Вот как? И что же она сказала?

- Ах вот оно что. - лицо Владимира прояснилось, и он, усмехнулся - Думаешь она это из-за старой истории с императором? Я бы посмеялся, будь она того достойна. -он пальцами загасил последнюю свечу, и подойдя к Даше поднял ее за руку с кресла - Что ж, князья Рокотовы правы, дело не в тебе, а в невоспитанности и снобизме княгини. - он не сдержавшись фыркнул - Вот же ханжа. Как и все те что кривили носы, а тем не менее принимали тебя в самом высшем обществе. Коли такие уж принципиальные - так закрывали бы перед тобой свои двери все эти семь лет. Так нет же, пороху не хватило. Идем. Эта клуша не стоит даже того, чтобы мы думали о ней, не говоря уже о том, чтобы обсуждать ее довольство или недовольство. - Корф легко поцеловал жену, и повел ее к выходу. Лишь через несколько шагов, уже у самой двери улыбнулся своим мыслям, и произнес с нескрываемым удовлетворением. - А Александр стало быть взялся тебя защищать перед ней? Великолепно.