- Меня задержал мсье Поль, прошу меня извинить, - мягко улыбнулся мальчик, поклонившись, а, выпрямившись, отбросил челку со лба и помог княгине встать. Вместе они перешли из гостиной в библиотеку, где в такое время кроме них там никто не бывал. Прикрывая дверь, Мишель подумал, что впервые за все время ему будет тяжело сегодня разговаривать с Демидовой. Но с другой стороны, с ней он мог, не таясь поговорить о том, что тревожило. Между ним и Софьей Павловной давно установились доверительные отношения. Он мог рассказывать ей о своем прошлом, то что не давало покоя или вспоминалось, не боясь напугать или ранить, как маму, и не опасаясь, вызвать ледяную ярость, как у отца. Демидова слушала, обсуждала, но в ее взгляде словно читалось - ты это уже пережил, отпусти и забудь. В свою очередь княгиня рассказывала мальчику о сыновьях, о муже, и веселые истории, забавные и грустные, печальные, даже трагические. Те истории, которые она не обсуждала ни с кем, предпочитая молчать о том, что было столько лет назад. Вот и сегодня... Миша знал от отца о том, что произошло, узнал еще в первый день после случившегося вместе с братьями, но не мог выкинуть это из головы. Особенно, когда видел последствия случившегося. Видел и что мама изменилась, хоть и старалась вести себя, как обычно, а отец... Он тоже изменился, словно его здесь не было. Алешка не замечал ничего или делал вид, что не замечает, и Мишелю стоило не малых трудов держать неугомонного брата подальше от кабинета отца. Он не мог объяснить почему, но считал, что сейчас надо избавить его от шумных рассказов и криков мальчика. А вот Егора поймать не мог, а когда пробовал объяснить... Младший брат внимательно слушал с задумчивостью в темно-карих глазах, потом склонял голову набок и говорил тихое "нет", не поясняя и не спрашивая, не споря и не соглашаясь. А потом, оставшись без присмотра, собирал солдатиков и шел в кабинет, где играл на медвежьей шкуре, порой подходя к столу.
  Посмотрев на хмурое небо за окном, Мишель подошел к креслу, в котором устроилась княгиня у камина и опустился на пол, прислонившись спиной к другому креслу. Мальчик молчал, глядя на потрескивающий весело огонь, а потом негромко произнес
- Расскажите мне о Каменном поясе, пожалуйста.

Великан, растянувший свой пояс от моря до моря... Сколько же легенд на земле и у каждого народа свои. В прошлый раз княгиня упоминала об эпосе про Урал-батыра, но она его не помнила, к сожалению. А сколько легенд рассказывал отец о Кавказе? Мишка пожалел, что не записывал их, надо начать и срочно, пока не забылось ничего! Это ведь так интересно. А позже он обязательно поедет на Урал, на Кавказ, что бы узнать еще больше... и увидеть! И вершину Эльбруса, и Казбек, и поросшие соснами склоны Урала, пересекавшего их Империю, а за ним простиралось зеленое море Сибири, настоящий кладезь тайн!
- Почему? - встрепенулся Миша и поддался вперед, посмотрев в затуманенные воспоминаниями глаза княгини. Он уже знал, что ее муж рвался в эти поездки, звал ее с собой, желая показать то, во что был так влюблен, но она не желала. Этого Миша не понимал, он бы прямо сейчас рванул, но... но с другой стороны княгиня ведь женщина, мать, у нее тогда были дети и дом. А правильно ли, что князь оставлял ее и уезжал так надолго? Выходит, что Урал был дороже? Или как? Миша абсолютно не разбирался в этих вопросах. В своем возрасте он уже понимал, что в положенный срок должна быть и жена и дети, а если он, как Демидов, хочет повидать столько мест? Как ему надо будет поступать? Спросить об этом у отца может? Как должен поступать мужчина? да только неловко как-то, не по возрасту. Но это потом, все потом.

- Книга?! Как здорово! - воскликнул Мишель, подскочив на месте. Смутившись, он поддался вперед и поцеловал ручку княгини, - то есть... благодарю Вас!
Это ведь настоящее сокровище! Он до дыр зачитал дневники отца, а альбом с зарисовками выучил до таких деталей, что с закрытыми глазами мог бы изобразить то, что видел! А сколько историй он запоминал, да все не сподобился взяться их записывать, откладывая на потом. Сегодня же начнет записывать все, что слышал от отца, а потом.... он ведь наверняка знает их еще, значит можно узнать еще столько интересного. Правда сейчас, наверное, лучше не стоит приставать с таким, но можно ведь у графа спросить пока он тут? Или лучше подождать и спросить потом отца. Миша снова сник, он откинулся к креслу и провел пальцами по светлым волосам.
- Как помочь, если не знаешь, что делать? И надо ли вообще? Как понять, когда нужна помощь, а когда нет?

- Вы думаете, что это правильно? - спросил мальчик, но тут же прикусил язык. Он давно усвоил, что если Демидова что-то говорит в таком разговоре, то не просто думает, а уверена в своих словах. Но все же... А что если не так? Он ненавидел это чувство, когда не знаешь, как правильно поступить, когда не все зависит от тебя, а ты, в силу своих возможностей, не можешь сделать то или иное. А уж если не знаешь что именно, тогда и вовсе туго. Просто быть. Вот так просто? Просто быть рядом и жить, словно ничего не произошло? Но ведь произошло! Страшное произошло! И пусть оно было в прошлом, но... Когда он рассказал отцу о своем страшном прошлом, он расквитался с ним. А что он, Миша, может и должен сделать? Выходит, что ничего?!  Но это же не помощь даже, - но разве это помощь - ничего не делать?

Миша придвинулся ближе, так что бы сидеть рядом и касаться плечом коленей Демидовой. Привычное обоим движение, выполняемое каждый раз. Так же как ладонь княгини ложилась на его плечо, когда он говорил о прошлом. Мальчик слушал внимательно, пытаясь увидеть главное. Дед... Да, дедушка всегда знал, как поступить. Видимо даже в молодости поступал так, как считал правильным, и никогда не ошибался. Но он ведь не дедушка, и рядом его нет. Будь он здесь, то наверняка знал бы, что делать. Но... кажется Софья Павловна только что сказала. Она замолчала, а Миша снова и снова прокручивал ее слова в мыслях , разбирая детально, представляя и перекладывая на собственный вопрос. Разница и правда была разительной. А вот он сам - просто существовал поблизости или был рядом? Сложный вопрос, вряд ли он сам может на него ответить. Потому что ответил бы - был рядом, а так ли это? Вечные сомнения.
- Я понял, что Вы имеете ввиду, - задумчиво произнес мальчик, поднимая взгляд на Демидову, - и знаю, как мне быть дальше. Спасибо.

Поднявшись на второй этаж, Даша прислушалась, но за дверью царила полнейшая тишина, ни шороха, ни стука. Помявшись, она все же постучала в дверь. Оклик последовал не сразу, но голос был вполне бодрым.
- добрый вечер, тетушка, - она вошла внутрь и невольно поморгала, привыкая к царившей в комнате полутьме. В таком полумраке Даша даже не сразу нашла взглядом тетушку в кресле в темном углу и окна, - Любаша сказала, что Вам нездоровится. Как Вы себя чувствуете?

Даша напряглась и передернулась. Вопрос был задан так прямо, что она растерялась, не зная, что ответить. Она сама от себя старалась прятать эти мысли, убеждая себя, что все хорошо, потому что они здесь, дома, живые и все наладится так или иначе. Или уже наладилось, потому что они дома...  Но с другой стороны может и нужно об этом поговорить, что бы отпустить в конце концов всю эту историю и двигаться дальше?
- И да и нет, - негромко проговорила она наконец, переводя взгляд на яркий огонек свечи на столике, - когда мы возвращались оттуда, я думала, что все самое страшное позади. Но потом... потом поняла, что самое страшное началось дома. Или продолжилось. Нужно ли просто время, что бы наладилось? Что если это я делаю что-то не так или не делаю вовсе?  - как-то глупо получается. Даша глубоко вздохнула и покачала головой, приводя мысли в порядок. Ну почему словами так тяжело выразить то, что происходит внутри? Помолчав, она негромко проговорила, посмотрев на руки, - я боюсь его потерять. Снова.

Почему когда кто-то вот так в лоб говорит об этом, то начинаешь видеть все со стороны, а у самой не выходит? Ведь тетушка права... Она намеренно вела себя не так, как раньше... Проводила большую часть времени в будуаре, не заходила лишний раз в кабинет, не заводила без надобности разговоров, даже в кровати, ложась спать вела себя совершенно иначе, словно... кукла? Фарфоровая, неживая кукла! Полагая, что так будет лучше, что ему так будет проще, считая, что ему нужно побыть одному, а в итоге... Даже если это было и так, даже если ему и правда нужно было одиночество, она ведь могла вести себя совершенно по-другому! А в итоге опять наломала целый бурелом. Врожденная привычка забиваться куда-то в угол, заворачиваясь в настоящие и в выдуманные самой страдания! Зачем?!
  Даша вскинула на Демидову взгляд. Она ведь права. Что он должен был чувствовать, когда она вела себя подобным образом?! Тяжесть, очередную тяжесть, потому что ... потому что он всегда вытаскивал ее из всех ям, в которые она попадала, а теперь, когда сам оказался в пропасти, что она сделала?! Повисла многопудовым камнем, который надо было тянуть!
Вихрь мыслей проносился в голове, когда княгиня задала вопрос, и Даша ответила, не думая.
- Его,- недоуменно ответила она, не понимая, что тетушка имеет ввиду. И задумалась спустя долгую минуту. " Его или того, каким он был прежде".  То есть его самого или его отношение к ней, свое самоощущение рядом с ним... Ведь сейчас все было совершенно иначе, перестала разве она его любить? Нет. И полюбила она его не за самоощущение, она его и не знала то тогда. Тогда почему такой вопрос? Понятно почему... тетушка считает, что она боится потерять то, что было между ними, а не его самого. А это не так. Вздохнув, Даша провела ладошкой по лбу, подбирая слова, - его. И боюсь не того, что все изменилось, а... До случившегося он хотел жить, ему доставляло радость заниматься с мальчишками, учить их верховой езде и стрельбе, он так и сиял, когда они сражались с графом на шпагах, а когда он ездил верхом... Да даже просто курил трубку с моим отцом или смеялся с Репниным! Ему не хватало службы, порой угнетала теперешняя жизнь, но он ведь не хотел ее обрывать. А сейчас... мне кажется, что все словно проходит мимо него, ничто больше не радует, не вызывает удовольствия или желания... Словно, он не хочет жить, а живет потому что... потому что жив.

Просто дать время... просто быть рядом... Такие простые слова и столько за ними сложного. А прежде всего надо переломить в себе этот страх. Нельзя позволить сломать ему все. Она итак натворила за эти дни, поддаваясь ему, надо как-то выбираться из этого болота. К тому же сегодня Владимир рассказал о покупке новых земель, о новом деле, и именно сегодня он стал теплее, словно что-то в нем ожило. Может это дело его заинтересовало? Ведь даже батюшка говорит, что меланхолия в скуке рождается да трудом лечится. Займется тем, что его заинтересовала, а она будет встречать его дома, как раньше, он ведь так радовался этому раньше. И граф сейчас здесь, а это немаловажно. Граф единственный, который понимает Владимира без слов и, кажется, сомнениями по этому поводу не мучается! Значит она знает, что делать, и хорошо, что каждый вечер они проводят время вместе. Вот бы еще Мишель в гости заглянул, его беспечный и веселый нрав кому угодно по сердцу придутся, а с Владимиром они близкие друзья с детства! А потом поедут к отцу,  слава Богу, что исчезла та ненависть между Владимиром и матерью! Иначе было бы сложно. А она... она будет рядом, не навязываясь, как муха, но и не прячась, забираясь в какой-то кокон, как в эти дни.  Глубоко вздохнув, Даша откинула голову на кресло, перебирая в пальцах кружево на платке.

- Я не могу забыть то, что там было, -негромко проговорила Даша, даже не задаваясь вопросом как тетушка чувствует ее, - я вижу его в темноте, когда  остаюсь одна... Мне постоянно кажется, что он где-то рядом, хотя знаю, что он мертв.  Я не могу забыть, как он касался меня, как... Я просыпаюсь ночью от того, что чувствую на себе тяжесть его тела, чувствую дыхание на своей шее и... Это чувство паники и безысходности, когда поняла, что я ничего не могу сделать, даже... даже сбросить его с себя не могла, а он... он требовал, что бы я смотрела на Владимира, что бы он видел... и... он все видел, видел и рвался ко мне... а я ничего не могла сделать, - голос перехватило, она прижала платок к губам и зажмурилась, содрогнувшись. На плече сжались пальцы княгини, и Даша прерывисто вздохнула, - мне кажется, что я никогда это не смогу забыть.

Даша снова прижала платочек к губам, но вот ужас из глаз убрать не смогла. Софья Павловна говорила страшные вещи, но говорила их так, словно знала наверняка. И вот почему... Алексей Демидов... младший брат ее мужа... Как он мог?! Что произошло, что он...?! Даша поспешила опустить взгляд, в котором ужас сменялся вопросом. Нельзя об этом спрашивать, никак нельзя! Она молча прижала руку тетушки к своей щеке, глядя на огонек свечи на столе. Господи, почему такие кошмары случаются?! Почему мужчины так поступают?! Константин был безумен, а младший Демидов?! Как так можно?! Это же...это же чудовищно! Успел ли Николай вовремя или нет? А потом пристрелил... как собаку... родного брата... Господи... Какого же было ему?! И насколько сильной была его любовь к жене, что он не пощадил даже младшего брата...
  Надо было вырываться из этой трясины. Этими разговорами она и тетушку сейчас загонит в болото воспоминаний! А этого никак нельзя. Бросив взгляд на часы, Даша вытерла глаза и поднялась, подав руку княгине:
- Нам пора спускаться к ужину, а потом можем посидеть в гостиной или прогуляться по парку.