Казалось, прошла целая вечность с тех пор, как он отправил служанку за Владимиром. Мишель метался по кабинету, и, наконец, дверь открылась и появился Владимир. Как хорошо, что ему можно все сказать без долгих предисловий...
- У меня сейчас будет дуэль, Владимир, и мне нужен секундант, - ответил он на вопрос друга. Только сейчас он подумал, что для Владимира Воронов - не негодяй, воспользовавшийся доверчивостью влюбленной в него девушки и подло с ней поступивший, а лучший друг. И что он наверняка будет против этой дуэли. Что ж, придется открыть Владимиру глаза на этого мерзавца.
- С Вороновым, - твердо прибавил Мишель, предупреждая естественный в такой ситуации вопрос. - И, поверь мне, у меня есть веские на это причины.

- Я вовсе не смеюсь, Владимир. Воронов - негодяй, я совсем недавно узнал об этом. И ему бы все сошло с рук, если бы не… - Мишель запнулся. Выдавать имя Марии - имеет ли он на это право? Репнин судорожно вздохнул.
- Он будет все отрицать. О, это хитрый и коварный человек, я его уже раскусил. Я надеюсь, я не опоздал, и он не успел так же подло обмануть и Анну.

- Ага!- резюмировал, входя, Сергей, которому одного взгляда на ошеломленного Корфа хватило, чтобы понять, что Михаил уже успел и его шокировать - Знаешь, Корф, Мне, похоже, категорически противопоказанно гостить у тебя. В прошлый мой приезд меня вызвал на дуэль твой приятель Долгорукий, теперь его примеру следует князь Репнин. Не успеваю я как следует освоиться, как тут же появляется кто-то, кому неймется проверить цвет моей крови. Есть над чем задуматься! Ты хоть скажи заранее - много ли еще у тебя столь ревнивых друзей?

- Понятия не имею - Сергей спокойно пожал плечами, и опустился в кресло, раскрывая портсигар. - Скажите, князь, вы и вправду надумали драться? Может просто поговорим, и выясним, что у вас ко мне за претензии? Мне вовсе не хочется отправляться на тот свет, и уж тем более нет охоты отправлять туда вас. Тем более не зная в чем я собственно успел перед вами провиниться. - он раскурил сигару над свечой, и поднял на Репнина спокойный и чуть насмешливый взгляд

Два друга переглянулись непонимающе. Вид у Корфа был ошарашенный, а вот Воронов помрачнел и встал, втиснув едва початую сигару в пепельницу с такой силой, что она надломилась.
- Кажется я понял откуда ветер дует. - проговорил он жестко - Довольно разговоров, князь. Вы желаете дуэли? Сегодня и сейчас? И предложили мне выбор оружия? Извольте - шпага.
- Серж! - Владимир вскочил, точно собираясь кинуться между двумя своими друзьями, которые вели этот невозможный разговор, и встряхнуть их обоих, но офицер взглянул на него так, что он замер на месте
- Михаил Александрович полагаю знает, где ты держишь шпаги, Корф? Ступайте, князь, и выберите и для себя и для меня. Я полностью доверяю вашему выбору!
- Серж, ты...
- Молчи! - крикнул Воронов, впервые показывая, что способен все же выйти из себя. Его глаза горели мрачным огнем. Он бросил взгляд на Репнина - Вы слышали, князь? Я выбрал оружие. А сами шпаги выбирайте вы, я жду вас в парке, через четверть часа. Вы довольны?

Дойдя до зала, где когда-то состоялась та дуэль, из которой победителем вышел Воронов - это воспоминание неприятно царапнуло Мишеля по его и без того донельзя расшатанным нервам, - князь принялся рассматривать шпаги. Ему хотелось выбрать две абсолютно одинаковые. Слова Воронова о том, что он доверяет выбору Мишеля, отчего-то заставили делать этот выбор весьма придирчиво. Выбирая, он словно слышал заново звон шпаг, видел снова неуловимую и стремительную фигуру графа, и тут, впервые за все время с тех пор, как узнал о вине Воронова, Мишель сообразил, что в дуэли на шпагах преимущество будет явно у графа.
Ну и черт с ним. Я не могу не победить. Он - виновен. Он должен быть наказан.
Выбрав, наконец, две, подходящие шпаги, Мишель заторопился в парк. Он потерял достаточно времени. Не хватало еще, чтобы Воронов решил, что он нарочно медлит.

Воронов выругался, и оторвав от себя судорожно сжатые пальцы, оттолкнул Корфа так, что тот едва ли не упал в кресло. Впрочем он тут же пожалел об этом. Владимир был бледен как смерть, и словно бы постарел за эти несколько минут на десяток лет.
- Успокойся, Корф! - хотя голос звучал вовсе не успокаивающе, а напротив - сухо и резко, в нем было нечто такое, отчего Владимир насторожился, подняв голову и прислушиваясь. - Разумеется шпаги! Мне вовсе не хочется подставлять свой лоб под пулю, и совершенно не хочется загнать пулю в лоб твоему приятелю. Выстрел делается слишком быстро, а пули летят еще быстрее.

- Это значит - Сергей ходил по кабинету взад-вперед, заложив руки за спину, и похрустывая пальцами в каком-то лихорадочном нетерпении. - Это значит, что мне нужно время. Время - чтобы вытряхнуть из Репнина - откуда он взял весь этот бред.. Хотя я догадываюсь - откуда. - он развернулся на месте,  бросил на Корфа мрачный взгляд, и снова заходил туда и обратно. - Шпаги хорошее средство, чтобы как следует погонять человека, заставить его выпустить пар, и уж потом, возможно, он придет в достаточно вменяемое состояние, чтобы понять то, что ему будут говорить. Потому что сейчас - ты же видел? Он несется как лошадь в шорах, не видя ничего вокруг. Втолковывать ему что-либо сейчас бесполезно!

- Разумеется! - тоном взрослого человека, которого ребенок спросил в двадцатый раз а правда ли что два плюс два равно четыре - отрезал Воронов, не останавливаясь ни на секунду, все в том же мрачном возбуждении - На шпагах, по крайней мере - я могу ручаться и за его жизнь, и за свою. Тебе, кстати за это спасибо надо сказать - что ты устроил нам тот поединок. Теперь, по крайней мере я знаю его руку.

- Не торопись, - Воронов бросил на него резкий взгляд, из-под нахмуренных бровей, отражавший сосредоточенную работу мысли над чем-то не имеющим непосредственного отношения к предстоящей дуэли, но взгляд тут же смягчился, и он протянул другу руку. - Я постараюсь, Корф. Правда - постараюсь.

Какое к дьяволу примирение? - взвыл Мишель мысленно и отрицательно качнул головой. Ни о каком примирении речи быть не может, но не спросить Владимир не мог, это князь тоже понимал. Поэтому шагнул к шпагам, помедлив и предоставляя графу первым взять оружие.

Воронов с усмешкой мотнул головой, расстегнул крючки мундира, и небрежным жестом бросил его на стоявшую поодаль скамейку. Мундир дисциплинированно пролетел положенное расстояние, развернувшись в воздухе в неаккуратную черную кляксу, и шлепнулся частично на сиденье, частично на гнутый левый подлокотник, свесившись рукавом до самой земли. Проводив взглядом удачный бросок, офицер так же спокойно отцепил от воротника черную шелковую манишку, дернул за воротник, распуская его, и шагнув к Корфу не глядя вытянул шпагу, которую тот протягивал. Второй рукой, он втиснул в освободившуюся ладонь скомканную манишку
- Подержи.
Он подождал, пока Репнин тоже скинет сюртук, и возьмет шпагу, и коротко салютнув, скрестил клинки.
Зазвенела, соприкасаясь, сталь, и Владимир отступил на несколько шагов, предоставляя все пространство поляны дуэлянтам.
Воронову понадобилось лишь несколько выпадов, несколько секунд, чтобы припомнить манеру Репнина, и "выработать дыхание".
Первая атака... вторая... он отражал удары, вначале сосредоточенно, а потом все легче и легче, и наконец, полностью освоившись, повел игру "на изнурение" сам сберегая силы, пользуясь яростью противника, чтобы измотать его, не двигаясь с места и вынуждая Репнина почти непрерывно атаковать, сам при этом либо отклоняясь от ударов либо отводя их собственным клинком.
- Итак - наконец усмехнулся он, отбив прямой удар круговым отводом, и снова поднимая шпагу на тьерс в ожидании следующей атаки- Некая знакомая нам обоим дама, заявила, что я вероломно бросил ее, да еще в интересном положении. Давайте проверим, насколько точна она была в изложении деталей. Мы познакомились с ней на рождество тридцать второго года, а помолвка, в тесном, почти семейном кругу, была оглашена в июле тридцать третьего. Ведь верно же? - он развернулся боком, пропуская мимо себя шпагу Репнина, и самого Репнина, увлекаемого вперед инерцией собственного выпада, крутанулся на месте, оказываясь за его спиной, и снова вскидывая клинок, готовясь к новой атаке.

Выбежав из дома, Анна растерянно оглянулась. В парке... где же их искать? Она наугад бросилась бежать по одной из аллей, и вскоре увидела их. Ей помог луч заходящего солнца, сверкнувший по лезвию шпаги в тот момент, когда Владимир протягивал ее Сергею.
Владимир, останови же их! Почему ты их не остановишь?!
Анна, больше не обращая внимания на дорожки, подхватила мешающуюся юбку и, пробравшись через кусты, побежала к ним прямо по влажной земле, думая только об одном: успеть, помешать дуэли, не дать Сергею и Мишелю убить или покалечить друг друга. Если Владимир не смог остановить это безумие, то она оставалась единственной, кто должен это сделать.

Не надо мешать? Что происходит, почему все ведут себя словно сумасшедшие? Анне снова начало все происходящее казаться безумным кошмаром. Пока она бежала, Сергей и Мишель уже начали схватку, так напомнившую ей ту дуэль, свидетельницей которой она когда-то оказалась. Но тогда все было не всерьез, а сейчас...
- Почему не ходить? - выдохнула она, глядя на Владимира перепуганными глазами и попробовала вырваться, - Мы должны им помешать, они же убьют друг друга!

- Игра? Владимир, это не игра! - ее голос зазвенел от обиды и отчаяния. Ее будто бы считали неразумным ребенком, которого можно легко обмануть, - Я все слышала! Это дуэль, настоящая! Мишель сказал, что у Сергея... что Сергей...
Ужасные слова не хотели выговариваться. Анна задрожала и перестала вырываться.
- Что происходит, Владимир? То, что я слышала.. слишком страшно, чтобы быть правдой... Ох, нет! - вскрик вырвался у нее при виде того, как Мишель едва не проткнул грудь Сергея шпагой.
- Боже, он же только что мог убить Сергея... Владимир, опомнись! Какое недопонимание?! Все всегда можно решить словами...
Она уже не могла думать ни о чем другом, даже подслушанное в кабинете больше не имело значения. В любую секунду Сергей мог умереть - а она никак не может этому помешать!
Анна смотрела на сражающихся, пытаясь вспомнить слова хоть какой-нибудь молитвы. Бесполезно. Ей было слишком страшно, чтобы молиться. И вдруг, сквозь звон клинков она ясно различила голос Мишеля. "Она ждала вас".
- Ты слышишь, что говорит Миша? - прошептала Анна, к которой тут же вернулись все ее самые страшные подозрения, - Неужели то, что он говорит - правда?

Из всего, сказанного Владимиром, Анна поняла лишь то, что ее появление может грозить Сергею смертью. Но вот слова про бред Мишеля пронеслись мимо ее ушей. Для Анны было очевидно, что Репнин примчался сюда из Петербурга, чтобы восстановить справедливость. Что была какая-то девушка, ребенок... Может быть, Мишель что-то перепутал? О, пожалуйста, пусть Мишель все неправильно понял... Владимир ведь не мог не знать об этом... а если бы знал, не допустил бы помолвки... а если не знал?..
Мысли кружились в голове у Анны, так быстро сменяя одна другую, что она почти ничего не соображала. Но голос Владимира, пробившийся сквозь этот хаос, помог ей немного прийти в себя.
- Я не пойду... - выговорила она, глядя на него испуганно.
Анне хотелось зажать уши руками, зажмуриться и не слышать больше зловещего звона шпаг, не видеть, как шпага Мишеля то и дело сверкает так близко возле Сергея... О том, что Мишель в любую минуту может быть ранен или убит, она почему-то не думала.
Но не смотреть она не могла. Как не могла заставить себя не прислушиваться к голосам, которые отчетливо доносились до нее сквозь звон скрещивающихся клинков.
- Я поняла, я не пойду, - повторила она шепотом, хватаясь за руку Владимира. Ее мир шатался и вот-вот мог разрушиться, и она по привычке, появившейся не так давно, искала спасения от надвигающейся беды у Владимира.

-  Да-а князь, сведения у вас верные, этого не отнять - фыркнул Воронов отбивая прямой, бесхитростный удар, в который было вложено чуть больше силы, чем требовалось. Старайтесь, князь, старайтесь, выбивайтесь из сил, чем больше вы устанете, тем больше шансов у меня достучаться до вас. Однако - откуда он взял эту историю? Он ведь явно говорит о Мари. Об этой ее беременности, в которой она сама мне призналась не ранее как десяток дней назад. Откуда он знает? Неужто от нее самой? Но как?! И с чего он взял, что это от меня?
Он крутанулся, уходя от следующего удара, хлестнул клинком наискось, вынуждая Репнина отшатнуться. Неожиданно перед его взглядом встала темная комната в гостинице у трех мостов, бледное, перекошенное лицо Мари, угрожающей местью...
"Если ты не мой, то и другой ты не достанешься"
Господи, да неужто? Да нет... не может быть это по ее наущению. Не слишком ли лестно для моей персоны?
Впрочем разберемся.
- Итак, наша помолвка состоялась летом тридцать третьего.... В самом начале января тридцать четвертого, я уехал на Кавказ... а моя безутешная невеста меня ждала.... - он отпрыгнул назад, так, что острие шпаги не достало до его горла на какую-нибудь пядь, и сделав выпад, ввинтил свою шпагу вокруг клинка Репнина, приблизившись к нему почти вплотную, и удерживая его шпагу на захвате, усмехнулся - зло, ехидно, паскудно, усмешкой перекривившей пол-лица, придав ему совершенно хищное выражение - И долго ли продлилось ее ожидание? - Воронов с силой ударил Мишеля носком сапога по колену, и рывком высвободил шпагу. - Я вам отвечу. Три с половиной месяца.
Он обошел вокруг скорчившегося от боли Репнина, похлестывая себя шпагой по сапогу, злым, нервным движением, словно сдерживая закипавшую внутри холодную ярость.
- Не верите? Откуда ваши сведения? От нее самой? Тогда, разумеется я не удивлен, что вы не знаете, что сия дама, продолжая мне писать письма на Кавказ - в апреле тридцать четвертого года приняла предложение руки сердца от другого мужчины? И будучи помолвлена со мной - приняла также и помолвку с другим. Со своим теперешним мужем - это легко проверить, достаточно спросить у любой петербургской сплетницы, когда была оглашена помолвка известного вам графа  и графини. В то время как я, влюбленный идиот, ни о чем не подозревал. Это ваша прекрасная дива вам сказать видимо позабыла?

- Поехала ко мне, как мило. - Воронов, тоже начинал уставать. Дыхание его стало прерывистым, на лбу выступил пот, а движения стали резкими и агрессивными. Теперь он не только отбивал удары и уворачивался, но и нападал сам - хлещущими, размашистыми движениями, стремясь заставить Репнина отступать, и, как следствие, стать внимательнее. - Для начала - вы не интересовались от кого она могла забеременеть в начале тридцать пятого года? Полагаете, что от меня? Весьма любопытно, учитывая что я не был в Петербурге с декабря тридцать третьего года и до сентября тридцать девятого....
Он дернулся в сторону, пропуская мимо себя клинок, и с силой саданув локтем по ребрам Мишеля, в инерции собственного движения слишком подавшегося вперед - отскочил назад, со все тем же хищным выражением на жестком лице, пережидая пока тот отдышится, и сам выцеживая дыхание сквозь сжатые зубы, издавая при этом какой-то свист, звучавший почти издевательски.
- Спросите у Корфа где я был в начале тридцать пятого. Или у любого солдата в нашем полку. С осени тридцать четвертого до весны тридцать пятого мы с Корфом и еще полутора сотней человек сидели на склоне Казбека, подыхая с голоду, без возможности послать даже письмо или раздобыть жратвы, не говоря уже о том, чтобы съездить в столицу и обрюхатить кого-нибудь. Вы удивлены? Да-а, этой подробности моей биографии она не знала, потому как была увлечена в то время собственными амурами в Петербурге, да и потом не удосужилась разузнать.

Воронов отступил назад, опустив шпагу диагонально к носку левого сапога, и в его глазах мелькнуло что-то похожее на жалость.
- Вы не ошиблись, князь - тихо произнес он. - Женихом Мари был я. Первым из них. Спустя три месяца после моего отъезда на Кавказ была оглашена ее помолвка с ее теперешним мужем, при этом ни он ни я не имели понятия о том, что пишем письма одной и той же женщине. Не знаю, было ли это вызвано внезапной страстью к графу Соболевскому, или же это был запасной вариант на случай, если я буду убит. Подозреваю второе, потому как о ее второй помолвке я и не подозревал. Письма она по-прежнему писала мне переполненные признаниями. До ноября, пока Казбекская ловушка не захлопнулась, и мы не остались в изоляции. - он постучал острием по сапогу, и отправился в обход Репнина, по кругу, не спуская с него глаз - так близко, что достаточно было вытянуть ладонь, чтобы коснуться его. И заговорил совсем тихо
- Я любил ее. В апреле, когда она приехала, я лежал в Пятигорском госпитале. После горцев, сцапавших меня на том же Казбеке, после того как зима сняла свою осаду. Она так и не сумела... или не успела рассказать мне о своей беременности. Вам она, возможно, сказала совсем другое.
Он завершил круг, и остановился прямо перед Мишелем, чуть ли не вплотную, словно забыв о том, что тот держит в руках шпагу и сам не поднимал клинка
- Только вот у вас короткая память, князь. Вы помните сказку, которую я рассказал вам как-то ночью, на Варвариной кухне?

Темные глаза Воронова впились в Репнина так, словно хотели пробуравить насквозь. Выпавшая шпага говорила о многом. Но - вспомнил ли он? Провел ли параллели? Или? Все-таки сказка была без имен.

Внезапно, Сергей с силой вогнал шпагу острием в землю, и двумя резкими движениями сорвал перчатки, которые по давней уже привычке, носил почти постоянно, с тех пор, как ему надоело то и дело замечать как собеседники волей-неволей останавливают взгляд на изувеченной левой кисти, и на обрубках пальцев. С тех пор прошло несколько лет, и острота ощущений изрядно поубавилась, теперь он берег не столько свои нервы, сколько нервы окружающих, не желая ни лишних вопросов ни мыслей. Только наедине с Корфом, или с Анной он забывал о перчатках, и мог позволить себе освободить руки, а в остальном - носил не снимая, даже за столом, и так свыкся с ними, что воспринимал уже почти как собственную кожу. Перчатки шлепнулись на землю, а Воронов, не удовлетворившись этим - рванул манжеты рукавов. Обе запонки полетели в разные стороны, офицер, что-то невнятно и глухо прорычав, наклонил голову, ухватившись перекрещенными руками за полы рубашки, и одним резким движением стащил ее с головы. Секунда - и он отшвырнул в сторону скомканный белый ком.

Обнаженный по пояс, в алеющем закатном свете, под длиными косыми тенями, которые отбрасывали деревья, он представлял собой жуткое зрелище. Крепкое, поджарое, жилистое тело было обезображено жуткими шрамами, выбухающими над кожей, испещрившими ее вдоль и поперек, кое-где сливающимися в сплошные, стягивающие кожу тяжи, в буграх и рытвинах, рубцы, кроваво-красные, темно-коричнивые и молочно-белые, переплетаясь и стягиваясь, нависая над отвратительной вдавленной полосой с подрытыми краями, которая пересекала грудь наискось, точно орденская лента. Левая сторона шеи, надплечье, грудь, спина, живот, вся левая рука до пальцев, и отвратительные, страшные шрамы-близнецы на предплечьях от болтов некогда пробивших их насквозь. Безупречно сложенный - он был похож сейчас на когда-то великолепную греческую статую, которую объели и обгрызли время, ветра, непогода, и человеческий вандализм.

Жест - возможно картинный, возможно ненужный, - настолько противоречивший всему тому как тщательно он обычно старался скрыть свои увечья - сейчас, под открытым небом, напоказ - был единственным проявлением того - насколько глубоко пронял его этот вызов. Этот поклеп, эта попытка очернить его, эта жестокая, намеренно жестокая ложь. И насколько откровенным, жестким, бескомпромиссным было решение во что бы то ни стало встряхнуть Репнина, вернуть к действительности, показать что есть что - пусть даже ценой столь позорной для себя демонстрации - но остановить это чертово безумие и заставить князя проснуться от того дурмана, которым околдовала его ум вера любимой женщине.
Воронов не замечал, что его трясет мелкой дрожью - от безумного выброса адреналина, возбуждения, злости - на себя, на нее, на весь мир - особенно потому что жертвой этого всего оказался Репнин -которого он хотел считать другом, и с которым он не желал враждовать. При мысли о том - а ну как и теперь не поверит - он едва не взвыл, и добела стиснул кулаки. Вздулись мышцы под стянутой шрамами кожей, отчего она странно перекосилась и сморщилась на плечах,  пошла буграми вокруг воронкообразных сквозных шрамов на предплечьях. Иссеченная в сплошной рубцовый тяж, хранившая следы еще более глубоких полос, точно тигровая шкура, спина выпрямилась еще больше.

- Сказку! - глухо повторил Воронов, глядя на Мишеля в упор - Сказка. Как некий молодой человек, влюбленный в самую прекрасную девушку на свете - не знал о том, что спустя три месяца после его отъезда она приняла предложение другого. Сказка - как девушка, писала обоим своим женихам на Кавказ, и ни разу не перепутала конвертов. Сказка, как пресловутый молодой человек, попав в плен, был изуродован в фарш. Сказка.... как эта девушка, приехав к нему - вместо слов любви или сожаления - издала лишь вопль отвращения и презрения. И исчезла из его жизни. Навсегда. Спустя две недели выйдя замуж за другого. За свой "запасной вариант", который, надо быть справедливым - весьма пригодился. Сказка, князь. Всего лишь сказка, сказали вы тогда. Но сказка эта вам не понравилась, насколько я помню.
Его лицо перекосила нервная гримаса, он вырвал шпагу из земли, договаривая почти шепотом
- Теперь я знаю продолжение этой сказки. Девушка забеременела от кого-то, когда бывший корнет зимовал на Казбеке, глодая вареную упряжь на ужин, и собственные ногти на завтрак. Она примчалась на Кавказ в надежде скрыть свое положение, добиться немедленного замужества - благо у нее там было целых два жениха. Но, явившись к первому из них - она застала его умирающим, изуродованным так, что не в силах была даже оставаться с ним в одной комнате. Что ж, где-то ее можно понять. И теперь, зная о том, что она была беременна - я не пеняю ей за ее скорое замужество, хоть и не прощу никогда второй помолвки и полутора лет нежных писем с уверениями в любви которой не было. Но не я был виновником ее беды, Репнин, слышите?! Более того, я вообще не знал тогда о ее положении - мой вид был ей так отвратителен, что она не перемолвилась со мной ни единым словом. Да и навряд ли бы я был тогда способен говорить, а тем более - смеяться. Вы слышите меня? Бог свидетель, Михаил, я ни в чем не виноват перед ней. А если до сих пор не верите....
Воронов перехватил шпагу за клинок левой рукой, и протянул ее рукоятью вперед своему противнику, держа изувеченной рукой за середину лезвия, острием к себе
- Если не верите - извольте. Делайте то, зачем пришли.

Отредактировано Сергей Воронов (15-05-2016 00:31:33)

Воронов несколько секунд смотрел ему вслед. Этот жест, этот неживой, остановившийся взгляд, это искаженное лицо - было так похоже на то, что видел он сам в собственном зеркале.  "Она - ангел, она не могла так солгать"... Да-да, то же чувствовал и я, когда узнал, что этот ангел вел весьма предусмотрительную игру с двумя помолвками, и предал меня не прождав и трех месяцев.. когда этот ангел, скрывая отвращение лег ко мне в постель, чтобы науськать на убийство своего мужа...  Чувства - подделка, жестоко... да-да-да...
И внезапно, точно его ошпарили кипятком дернулся, и бегом кинулся следом, благо Мишель, двигавшийся размеренно, точно во сне - не успел далеко уйти.
- Репнин! - крикнул он, что было сил, и добежав, схватил за плечо, разворачивая к себе. Сейчас его не волновало ни то, что он разгуливает по парку Корфа в том виде, в котором его мало кто видел, ни даже то, что на них случайно может наткнуться кто угодно - от хозяйки дома и до крепостной. "Проклятье, куда девался Корф?! Господи, а глаза-то какие... черт-черт-черт... как бы не наделал глупостей в таком-то состоянии". Он лихорадочно думал, откуда взять бальзам, чтобы пролить его на рану, которую сам же так безжалостно нанес, сорвав с молодого человека его иллюзию. Вед когда его предала та же женщина... О да... он понимал его ощущения лучше всякого другого. Что черт побери сказать ему... и ляпнул первое пришедшее на ум. - Ну-ка посмотрите на меня. Да. Я требую удовлетворения за ваш вызов. И требую его сию секунду.

- Еще бы! - прошипел Сергей, и едва ли не поволок Мишеля за локоть туда, где остались шпаги. Откуда-то из-за кустов выскочил Владимир. Вздохнувший было с облегчением, когда увидел, что поединок закончился объяснением - и решивший что на этом все окончилось, он побелел как мел, увидев что оба возвращаются к шпагам.
- Серж!!! Что это значит?
- Исчезни, Корф! - прорычал Воронов, подхватывая с земли шпагу, и швыряя ее Репнину рукоятью вперед - Держите князь.
- Серж! - Владимир, буквально пролетев разделяющее их расстояние вцепился ему в плечо, но офицер резким движением высвободился, и бросив на друга бешеный взгляд прошипел сквозь зубы.
- Уйди! Я знаю, что делаю. Так надо!
Корф оторопел, глядя на Воронова, потом перевел взгляд на Репнина. Что за чертовщина, отчего они поменялись ролями. И Репнин.... Боже, до чего же он бледен...
- Мишель...
- Да уйди ты наконец! - проревел Воронов отталкивая его в сторону, и выдергивая из земли свою шпагу - Я дал тебе слово, что ты еще хочешь?! Потом объясню! В позицию, князь!
Корф, потеряв равновесие отшатнулся назад, смерил взглядом обоих. Над этим стоило задуматься, но было ли у него время думать.
А Сергей, тем временем, словно одержимый кинулся в атаку. Как он и ожидал - Репнин и не думал защищаться. Злая усмешка перекосила его жесткое лицо, и он хлестнул шпагой по воздуху, рассекая его перед самым лицом. Размашистыми, хлесткими движениями, наступая на противника, вынуждая его инстинктивно, против воли наступать, умышленно направляя удары не в торс и не в шею - а почти только по лицу, интуитивно, лишь спустя несколько секунд вспомнив тактику Цезаря, в битве с Помпеем. Удар в лицо, по глазам - против воли, инстинктивно вынуждает к обороне, потому что - как это ни парадоксально - воин в бою опасается его более чем прямого удара в сердце. Ну же! Дерись. Дерись, защищайся! Еще, еще! Давааааай же!!!!
- Знаю я этот взгляд. Знаю! Сколько раз видел его в зеркале, после того как она предала меня. - он и сам не понимал как вдруг заговорил вслух, не понимал, с чего вдруг перешел на "ты" - Думаешь я позволю тебе это сделать? И вправду - думаешь? Дурак ты князь, если так думаешь. Полный и круглый дурак, ясно это тебе?

Шпага ходила в руке Воронова веером, разблескивая кровавым светом все более и более разгоравшегося заката. Ни одного выпада. Ни одного укола. Только хлесткие, размашистые движения - взад-вперед, блокировать которые технически нетрудно, а вот от удара лезвием по лезвию - утомляет и выматывает. Шаг за шагом, наступая, вынуждая отступать, выматывая и себя и Репнина, не зная как поступить - и думая - а не совершил ли он ошибки - жутковатый коктейль. Да только что поделать, если клинок в руке всегда был для Сергея первым и лучшим способом решения проблем. Пусть даже и не в прямом своем применении, в поставленной самому себе задаче, в которой обычно пользуются словами, участием, убеждением, добротой - Воронов снова прибег к клинку как к единственному на свете, в чем мог быть уверен наверняка.
- Видимо все-таки дурак. Думаешь - слепой? Я такое выражение в зеркале своем видел.... Чертовски долго... Знаю о чем думаешь... Сдохнуть ты сейчас хочешь, вот чего. - под ударом шпаги взвыл рассекаемый воздух, вынуждая Репнина отдернуться - если он, конечно не хотел лишиться левого глаза. - Изза бабы. Причем бабы, у которой ты не первый и не последний в списке использованных пешек... И не говори что это не так... терпеть не могу... когда мне... врут! Ну? Хочешь? Скажи! 

Воронов зло расхохотался.
- А ты, оказывается, тряпка, Репнин! Ах, какая невидаль. Красотка оказалась вруньей. Рухнул идеал. Ах, как дальше жить! - тон его был издевательским, он почти театрально  протянул это "Ах, как дальше жииить"? - прервав на несколько секунд поединок, и картинным жестом прижав правую руку, с зажатой в ней рукоятью шпаги - к сердцу, а левой кистью прикрыв глаза, изображая как в театре "воплощенное страдание", после чего фыркнул, как кот, и отпрыгнул назад, чуть пригнувшись, словно бы ожидал удара. Инстинктивно - несколько секунд, передохнуть, вернуть дыхание... сейчас... сейчас....
- Обожествил ее, а тут, убедился, что она обычная баба, которая и врать умеет, и телом своим умело пользуется. Ну и дурак, что обожествил, и хорошо, что получил по морде. Иногда надо получить по морде, чтобы излечиться от мальчишеской привычки возводить дам на пьедестал, да поклоняться. Знаю-знаю, сам был таков, проходил все это. С ней же и проходил. - он заскрежетал зубами, и снова хлестнул шпагой наотмашь, точно, расчетливо, не достав лишь нескольких сантиметров до глаз, - Не существует в жизни идеалов. Великолепных, недостижимых, прекрасных, божественных. Жизнь не театр, Репнин! Не ты первый, не ты последний, кого предают, не ты первый не ты последний, обнаруживший кусочек дерьма в обертке из-под шоколада. И что? Изза этого стоит сдохнуть? Стоит слез твоей матери? Презрения отца? Горя сестры? Владимира? Анны? Угасания фамилии в конце концов. Стоит? Скажи, изволь. Коли стоит - проткну как бабочку, в десятке мест если пожелаешь.