- Это было твое решение - негромко ответил Владимир, ровно покачиваясь в седле, рядом с мальчиком. Всю дорогу он исподтишка наблюдал за ним, точно врач за больным, над которым производит опасную операцию, стараясь подмечать малейшие признаки, которые подсказали бы ему, что затеянная ими ликвидация прошлого, возможно, слишком далеко зашла. Но все было хорошо, и лихорадочный блеск в глазах Миши был скорее обнадеживающим признаком, чем внушающим опасения. - А тебе пора привыкать к тому, что я всегда поддержу тебя.  Разве что если вдруг какое-то твое решение, в силу возраста, возможно будет неправильным. Только знаешь, Миша. К своему совершеннолетию, ты будешь гораздо мудрее чем был я в твоем возрасте.

Владимир соскочил с седла, подождал пока Миша спешится, и положив ему руку на плечо обвел взглядом крепостных.
- Что ж, пора представиться? Я барон Владимир Иванович Корф. Отставной офицер. Мое поместье недалеко от вашего, и многие, я думаю, меня знают. Это - мой сын, Михаил Корф. С недавнего времени это поместье принадлежит мне, об этом, думаю, тоже вам известно. Хочу заранее поставить всех вас в известность о том, что я не отношусь к числу тех хозяев, которые держат своих людей в черном теле. Я ожидаю от вас спокойного, честного и добросовестного труда, и ручаюсь, в таком случае - вам не придется жаловаться на нового хозяина. Можете обращаться ко мне по любому вопросу или проблеме, и я обещаю, что способен оградить вас почти от любой напасти. Однако, хамства и пьянства среди вас я не потерплю, равно как не терплю его и от остальных своих людей. У кого-нибудь есть какие-либо вопросы?

- Ну что же, это их право - спокойно отозвался Корф, не снимая руки с плеча сына. - У них будет время понять и привыкнуть. Это дело не одного дня.
Он не ощущал ни волнения, ни напряженности, среди этой чужой толпы, которая, по сути своей могла отреагировать совершенно непредвиденным образом, вплоть до вил и кольев на которые могли поднять нового хозяина. Однако же он спокойно пошел к толпе, не выказывая никакого беспокойства, подобно тому как впервые встречаясь с незнакомой чужой и очень большой собакой надо не просто не выказывать страха - но и не ощущать его. Так же как собаки и лошади ощущают внутреннее спокойствие и уверенность человека - так и с толпой - любого рода, будь это площадной сброд, крепостные, или армейские новобранцы. - Кто тут у вас старший? - поинтересовался он, спокойно проходя через толпу

- Свободный значит? - усмехнулся Корф - Ну-ну. Со свободными разговор покороче.
Он огляделся, и наугад выбрал троих дюжих парней, смотревших исподлобья, но без открытой враждебности.
- Притащите-ка его сюда, братцы. Как есть, под белы рученьки. Побеседуем при народе. И кто-нибудь, притащите ведро воды, чтобы протрезвить сокола ясного для разговора. Мало толку будет, если не поймет того что сказано. Кто он таков кстати? Управляющий со стороны или вольный из своих же?

Владимир с отвращением глядевший на пьяницу, не сдвинулся с места, и стоял скривив рот в полуулыбке и заложив руки за спину, все то время пока мужика отливали и когда он поднимался на ноги. От него не укрылась реакция остальных крепостных, внезапное напряжение Миши. Похоже этот тип был достойным ставленником хозяина, и пользовался любовью крепостных не более чем сам Ялубский. Во всяком случае его открыто боялись, и боялись так, что почти наверняка имела место ненависть. Хотя мужик был раза в полтора шире его в плечах, а при нем не было никакого оружия - он отчего-то не испытал даже тени страха. То ли сказывалась вколоченная армией уверенность и привычка к повиновению, то ли - как ни крути привычка приобретенная при общении со своими крепостными.
- Я новый хозяин поместья. - спокойно произнес он чуть склонив голову набок - А ты, голубчик, прикрой рот, иначе язык с мылом мыть придется. Даю тебе полчаса чтобы собрать твои манатки, а потом, чтобы духу твоего тут не было. Ты вольный, вот и иди на все четыре вольные стороны. А вздумаешь вернуться - пожалеешь. 

- Нехорошо говоришь. - Корф сощурился, и внезапно, быстрым движением, неожиданным для его предыдущей ленивой позы - шагнул вперед, и резко обхватив его горло сгибом локтя, с силой подсек ногу мужика сзади под коленом каблуком сапога. Никак не ожидавший такого приема, и, главное, не до конца пришедший в себя мужик перевалился через колено Корфа как куль с мукой, и грянулся лопатками об землю с ожидаемым утробным "кхыыык". Владимир плотно сжал губы, стоя над ним. - Тебя, друг любезный, не учили что со старшими следует обращаться вежливо? Ты братец не крепостной, а вольный, и мне такого нахала как ты пристрелить проще чем сигару выкурить. Повторяю - проваливай. И подобру-поздорову, пока эти ребята всем миром тебе ребра не пересчитали. Судя по всему ты вполне это заслужил.

-  - Если когда-нибудь еще хоть кто-нибудь его на землях этих увидит - хватайте и тащите ко мне. У меня слово с делом не расходится. -  Корф проводил уходящего взглядом. - А старшим, - он поглядел на деда. - Ты и будешь. Как тебя величать-то, отец? Мужик ты я вижу дельный, разумный, и авторитетом пользуешься.

- Вот и славно, Савва Егорыч. - Корф спокойно кивнул, не упустив однако из вида того - как переглядывались мужики. Повидимому с выбором он не ошибся. Он оглядел постройки, дом, и покачал головой. Господский дом выглядел помпезным до безвкусия а вот дворовые постройки казалось уже лет двадцать никто не поддерживал в приличном состоянии. Он поманил к себе Мишу и снова опустив руку на его плечо оглядел собравшихся
- Вот что. Я видел деревню, да и тут вижу дела обстоят не лучше. Я не желаю чтобы мои люди жили в таких халупах. Наверное знаете уже, что к тому пятачку что между рекой и полем - сейчас лес свозить начали. Лес из моих земель, и свозят мои же люди. Там будет для вас построена новая деревня, разметку уже делают. Пока построена не будет - поживете у моих. Времянки в Грачевке для вас уже готовы. А ты, Савва Егорыч, выдели мне из своих по мужику из каждой семьи - в помощь моим на строительство новой деревни. А если желающих будет больше - то тем лучше. Строить для себя же будете, а значит построите на совесть. Будете докладывать мне что потребно для строительства - обеспечу. Чтобы уже к осени вы уже новые дома обживали, и на уборочную выходили.

- Чисто поле будет. - глаза Корфа блеснули, и рука сжала плечо Миши. - Огнем вычищенное. Слишком многое тут ваш предыдущий барин творил, чему на земле памяти остаться не должно. Сгорит все дотла, а земля, под золой отдохнет и на следующий год лучше плодоносить будет.  - он обвел взглядом строй мужиков. Вовсе не факт что те с радостью воспримут его намерение, но отступать он не собирался. - Если кто-то возражает - то пусть говорит сейчас. Мне не нужны потаенная злость и недомолвки.

- Рад слышать Савва Егорыч. - Владимир обвел взглядом собравшихся и поглядел на дом. - Ну что ж, этому дому вас больше не надо. Если вопросов ко мне у вас больше нет, то отправляйтесь по домам, да собирайтесь с Богом. Я специально выждал и не сразу сюда приехал - выждал пока времянки готовы будут, чтобы было куда вам переезжать. Лошадей если в конюшне остались разбирайте - пригодятся вам для пахоты, да и скарб ваш перевезти. Если кому-то что-то в доме потребно, что сестра хозяина не увезла - заберите тоже. Собирайтесь - до темноты времени еще много, и не думаю чтобы у него на службе нажили столько добра что за день не перевезти. А ночью запылает тут все. Приходите проводить, если захотите.

- Надо дать им время собраться. - Владимир посмотрел на мальчика, и крепко приобнял его за плечи одной рукой. - Да и днем огня не будет видно. А я хочу не только увидеть, но и почувствовать как тут все сгорело. Думаю и ты тоже. Можем сейчас поехать домой и вернуться к ночи, а можем пока пройтись. - его голос стал тише, а взгляд - глубоким и внимательным - Если захочешь попрощаться с этим местом, и отпустить его. Только вот каждый твой шаг здесь я пройду с тобой.

Владимир, не снимая руки с плеча мальчика слегка сжал пальцы, словно давая понять "Я здесь, я рядом" Как будто хотел через это прикосновение вытянуть из него те терзающие душу воспоминания, вытянуть без остатка, забрать себе и развеять в сигарном дыме, снять с этих худеньких плеч давивший на них груз, потому что теперь мальчишке незачем тащить его за собой, вперед во взрослую жизнь, в которой больше никогда, никогда не будет ни свиста хлыста, ни унижений, ни... столба.
Столб этот бросился ему в глаза первым же делом, и гримаса отвращения перекосила его лицо, а вместе с тем душу накрыло такой волной сопереживания, что на секунду стало нечем дышать. Сколько же мучений видел этот столб. И не только Мишкиных. А остальные? Взрослые? Дети? Дети... Да никакой мести не было бы достаточно.
- Это тот самый столб, да? - тихо произнес он. - Говори, Миш, говори. Слова это всего лишь слова. Но произнося их вслух ты их отпускаешь, а когда молчишь - они разрывают душу. Говори. Это - прошлое. Память о нем останется с тобой, но боли в ней жить необязательно. Говори и отпусти ее...

Корф скрипнул зубами, глядя на столб, и крепче сжал пальцы на худеньком плече сына. Он слишком хорошо знал, что тот видел. Хотя Миша и не распространялся об этом - того, что было рассказано той ночью было достаточно, чтобы представить и все остальное. Он помнил. Каждую слезинку мальчика, каждый его судорожный вздох, каждое слово. И про то, как его избивали у этого столба в надежде выкурить Алешку из убежища. И то, как мучили Мишу вместо братьев. И про собаку, и про Егора, и про бочку с водой, и про мучительства одного брата на глазах у другого, и все, все остальное, урывками услышанное от всех трех, сложившееся в его мозгу в такую отвратительную картину, что он даже сейчас с трудом сдерживал вновь подступающий к сердцу гнев, от которого туманился разум и темнело в глазах.
Да, он искалечил этого изверга, да, он заставил его давиться Мишиными слезами, да, он заставил его визжать и просить пощады, да, он обрек его на самое невыносимое существование, которое только возможно представить, и все равно, при виде этого столба, а еще больше - слыша как изменился голос мальчика, как сбивается его дыхание, как даже сейчас, в его присутствии - словно бы щупальцами охватывают его воспоминания, из которых он хотел раз и навсегда его вырвать - он вновь ощущал как шумит в висках кровь, и наплевав на то - может ли их кто-нибудь видеть - крепко обнял Мишу за оба плеча, и привлек к себе, словно стараясь оградить его кольцом рук от воспоминаний.
- Да, вы тут жили. Только не старайся бодриться, Мишель, я все понимаю. Но я привел тебя сюда не для того, чтобы ты вновь окунулся во все это - тихо, но довольно жестко произнес Корф вслух, с ненавистью глядя на столб, на перекособоченные постройки вокруг. - Я хочу, чтобы ты посмотрел на это не как бывшая жертва. А как победитель. Потому что теперь то место где вас мучили - в твоей власти. Как лежит под коленом поверженный в поединке враг.  Поэтому смотри. Смотри, вспоминай, и говори себе - это - прошло. Я - победил. Да, это было. Страшно, больно и мерзко. Но это прошло, я пережил это. Пережил, не сломался, и стал сильнее. И это место - оно больше не властно над тобой. Точно так же как тебя больше не пугают страшные сказки про леших и водяных. Ты мужчина, мой сын. Ты - будущий барон Корф. Каждый мужчина проходит свою закалку. Моей стала война. А твоя - он указал на столб - Вот она. Она могла тебя сломать, но вместо этого - закалила. И теперь - побеждена, и повержена. Не в моих силах одолеть зло во всем мире, Миша, но это - закончено раз и навсегда. Ты здесь - как победитель, запомни это! - он снова сжал пальцы на его плече, и наклонившись, коснулся губами светлых волос.
А когда выпрямился - продолжил уже тихо и ровно
- И мы пойдем куда ты захочешь, и посмотрим на что угодно с чем ты хочешь попрощаться.