- Ну и что ты забыл на моем столе, Мишель? - поинтересовался Корф, входя. Воронов, наливавший бренди и бровью не повел, хотя Владимир готов был поклясться, по его напряженной позе, что тот в любой момент готов сшибить Репнина с ног, если потребуется. Намерения Мишеля не оставляли сомнений - того, что они оба услышали на аллее в парке было вполне достаточно, чтобы примерно предполагать, что сейчас творится у того в голове. Хотя мысль о том, чтобы Репнин мечтал свести счеты с жизнью из-за любви была настолько абсурдной, что не внушала Корфу ничего кроме раздражения и беспокойства, и как он ни пытался заставить себя поверить в то что Мишель, порхавший по жизни и по дамам как мотылек - может хоть к какой-то из них прикипеть настолько сильно - это не укладывалось в голове.

- Выпить всегда можно - спокойно кивнул Владимир, садясь в свое кресло, и принимая бокал. Воронов же молча снова плеснул в бокал Репнина, и присел на край стола, поставив свой бокал рядом. Корф заметил, что края его бокала сухи, что маслянистая жидкость не оставила разводов на стенках. Выходит Серж, не выпил ни глотка, тогда как в Репнина, похоже влил уже не один бокал. Он пригубил свой бренди и откинулся на спинку.
- Мишель, и охота тебе ломать комедию? Я знаю тебя уже восемнадцать лет, да и разговор ваш на аллее слышал как сейчас слышу тебя. Какой смысл мне врать?  Про них думал? - он стукнул по крышке футляра, и криво усмехнулся - Можешь не отвечать, сам вижу. Ну так чего ждешь? Бери!

Воронов сидевший на краешке стола и с видимо безразличным видом обрезавший кончик у сигары - на самом деле был натянут как струна, готовый в любое время выбить из руки Репнина оружие, если тот надумает поднести его к виску. И хотя пистолет был разряжен тем случайным выстрелом который произошел во время их с Корфом небольшой потасовки, а заново зарядить пистолеты без шомпола было невозможно - он не мог быть уверен наверняка. Кто его знает этого Корфа - вдруг он все же дополнил комплект - благо если пошуровать - шомпол можно позаимствовать и из старых наборов, которых у Владимира при его страсти к оружию было наверняка немало. И хотя, насколько он знал, у того просто не было времени заниматься этим за те несколько дней что прошли со знаменательного выстрела - исключать такую возможность он все равно не стал. Лучше уж перестраховаться чем понадеявшись на авось кусать локти.
Когда Репнин положил оружие на место, Сергей слегка расслабился, но все равно не переставал следить за ним, как кошка за воробушком, и услышав вопрос - безмятежно поднял взгляд
- Разумеется. И кстати, с чего такие церемонии, мне кажется, князь, ты оказал мне честь называть меня на "ты". Или передумал?

- Как смог... жить? - Воронов коротко взглянул на него снизу вверх, и, не вставая перегнулся вбок, прикуривая сигару о свечу, которую молча наклонил в его сторону Корф. И, выдохнув первый клуб дыма, выпрямился, глядя на Репнина со странным, жестким прищуром, точно старый солдат, собирающийся проверить новобранца на прочность - Очень просто. Потому что недостойно - сломаться из-за женщины. Не скрою - я не раз хотел сделать то, что о чем думаешь ты. - он указал зажатой меж пальцев сигарой на ящик с пистолетами. - Влезал во все передряги, которые только мог отыскать на свою задницу - для того, чтобы избавиться от чувства дыры в сердце. Ты полагаешь что тебе плохо, князь? Три месяца назад ты точно так же страдал из-за Анны, и тоже вел пьяные речи о том, что надо застрелиться. Ты знаешь ее без году неделя. А представь каково пришлось мне - после целого года любви и полутора лет переписки заставлявшей меня любить жизнь. - его лицо перекосилось в злой, недоброй гримасе. - Да только чувство собственного достоинства не позволило. Это трусость, Михаил. Самая отвратительная, позорная трусость. Мой отец бы ног не вытер об мою могилу, и был бы совершенно прав. И я об твою ног не вытру, если мужества в тебе не хватает на то, чтобы перетерпеть рану нанесенную бабой. Пусть женщины хнычут и страдают от любви и от потерянного смысла жизни. Мужчина, который позволяет бабе себя сломать - не заслуживает того, чтобы носить штаны, не говоря уже об эполетах.

Отредактировано Сергей Воронов (08-06-2016 20:36:39)

- Чтобы продолжать и дальше жалеть себя и скорбеть о том как тебя предали. - сухо договорил Воронов - А потом вновь прийти к высшей степени оригинальному и свежему решению, что жить без нее не стоит. Ну и сколько же раз ты собираешься проделать сей знаменательный путь, прежде чем придешь в себя?
Он поймал предостерегающий взгляд Корфа, но лишь пожал плечами. Не умел Воронов жалеть. Ни себя ни других. Он стряхнул пепел с сигары, выжидающе глядя на Репнина, и вдруг произнес.
- Знаешь, князь. Я скажу тебе - отчего Мари наговорила тебе всю эту чушь. Про ребенка который якобы от меня, про свою несчастную любовь, выставила себя этакой несчастной, отчаявшейся и брошенной. Хочешь знать? Я, пожалуй, догадываюсь и не без оснований.

- Изволь. - Воронов вновь затянулся дымом, а потом встал, взял Репнина за руку, и с усилием поднял его на ноги, хотя тот явно не делал попыток облегчить ему задачу - Только прежде сядь по-человечески. Ты, прости, не монах, и стоя на битом стекле коленями, выглядишь до крайности нелепо. К тому же подобное "покаяние" даже монахам редко приносит пользу, а уж тебе и подавно. Драные штаны тебе явно не к лицу.
Он почти силой втолкнул Мишеля в кресло, и сам усевшись напротив бросил быстрый взгляд на Корфа. Тот передвинув кресло и открыв окно - тоже закурил, оставаясь внешне бесстрастным. Только вот глубокая вертикальная морщина перерезавшая лоб поперек между сдвинувшимися к переносью бровями, свидетельствовала, что это явно не так.
- Так вот. - медленно начал Сергей. - Когда с месяц назад я вернулся из Польши - то после того как расквартировал роту - остановился на ночь в гостинице у Трех Мостов, с тем, чтобы наутро приехать сюда. Угадай кто разбудил меня ночью? - он на секунду замолк, чтобы поймать взгляд Репнина, и кивнул - Именно. Она. Не знаю, как она узнала где меня искать. Но - пришла. Просила простить ее, уверяла что не забывала меня, предлагала начать все сначала, и была при этом настолько красноречива, что не будь я от природы неспособен забывать и прощать, то, пожалуй может и забыл бы. - он вновь затянулся дымом, продолжая словно бы сквозь зубы, с какой-то странной злостью не то на нее, не то на себя. - Она уже знала о моей помолвке с Анной. Наговорила мне кучу малоприятных истин, относительно того, что Анна никогда не будет со мной счастлива, что я неспособен буду дать ей то, что она хочет, что она никогда не будет в состоянии понять меня, а если когда-нибудь поймет, то ужаснется. Надо отдать Мари должное - она весьма проницательна и неплохо знает людей. Еще она рассказала про ту весну, в Пятигорске. Про этого ребенка, про французского посланника, и про то, отчего так спешно примчалась в Пятигорск чтобы хоть за кого-нибудь выйти замуж - если не за меня, выбывшего из разряда женихов по причине обезображивания, то хоть за Соболевского, принявшего ее с распростертыми объятиями. Иначе - отчего ты думаешь, я все это знаю. Тогда, в госпитале, мне было не до расспросов а ей не до ответов.
- Серж. - тихо перебил его Корф - А ты мне никогда не говорил, что Соболевская это та самая Мари. Я всегда думал что его Мария и твоя Мари это просто тезки. Раз уж оба обручены с ними... на ум не приходило что двое обручены с одной и той же.
- А какой был смысл? - Воронов бросил на него мрачный взгляд. - Алексей Михайлович счастлив с ней, что бы изменилось имей ты враждебный настрой по отношению к его жене? Он-то в этом не виноват.
Владимир лишь головой покачал, но возразить было нечего.
-Так вот...  Я сказал ей что в одну реку не входят дважды. - продолжил Воронов. - Она не верила. В своем бесконечном, восхитительном эгоизме, она попросту не представляет что кто-то может ее забыть. В чем-то права - забыть невозможно. А вот перестать любить - вполне. Такого рода любовь выжигает душу, но после того как прожжет ее до конца - выдыхается сама собой. Но она не верила. Не верила до тех пор, пока не увидела вот это - он отставил подальше руку с сигарой и второй рукой вытянул из-за распахнутого ворота рубашки медальон на цепочке. Щелкнула пружина и он показал Мишелю портрет Анны на эмали. - Это ее убедило в том, что шансов у нее нет. Знаешь, чувств у нее ко мне нет. Никаких. Но эта маленькая хищница не терпит, чтобы у нее уводили добычу. Даже ненужную добычу - а все же - трофей. И это доказательство того, что добыча больше ей не принадлежит - привело ее в бешенство. - его темные глаза блеснули - Уходя она поклялась, что если я не принадлежу больше ей, то и никому другому принадлежать не буду. И вот извольте - не проходит и недели, как являешься ты, взбешенный и горящий желанием выпустить мне кишки. Тут даже идиот способен сложить два и два. У Мари однако слово не расходится с делом, надо отдать ей должное. Сделай одолжение, Михаил, расскажи - как она тебя настропалила?

- Погоди-ка! - Воронов подался вперед, и чуть сощурил глаз, словно целился.  Его взгляд стал цепким и пронзительным - Историю рассказала, с привираниями в нужных местах, чтобы вскипятить тебя и чтобы у тебя не оставалось ни малейших сомнений, а в том что она это умеет могу не сомневаться, но вот имени моего не назвала? Несмотря на уговоры? - казалось сей факт заинтересовал его куда больше чем то, что к нему, по сути подослали убийцу - Погоди отчаиваться, Репнин. Мне кажется тут дело посложнее чем просто настропалить своего теперешнего поклонника убить бывшего поклонника. Раньше она случалось выделывала такие штуки, одни только ее поползновения заставить меня прикончить Соболевского чего стоили. Но тогда она не гнушалась называть имена своих "обидчиков". А тебе моего, выходит, не сказала? К чему тогда было городить всю эту смесь из правды и лжи? Припоминай, князь. Для меня быть может статься это вопрос жизни и смерти - кто знает кого она пришлет в следующий раз, так что уж будь добр, постарайся! Как шел этот ваш разговор?

Лицо Воронова перекривилось от отвращения, и он, молниеносно подавшись вперед с наотмашь хлестнул Репнина по щеке.  Звук звонкой пощечины разлетелся по кабинету, заставив Корфа вскочить, но Сергей бросил на него такой взгляд что тот заскрипел зубами, и остался стоять, вцепившись в столешницу, а Воронов свободной от сигары рукой сграбастал Репнина за ворот, и притянул к себе, словно желая укусить за нос.
- Ты еще разрыдайся тут! - процедил он сквозь зубы, глядя вплотную в его глаза - Мужчина! Офицер! Впадаешь в истерику изза бабы! Не порти моего мнения о себе, Репнин!
Он резко отпустил ворот, и встал, заходив по кабинету, позабыв про зажатую в пальцах сигару, тонко курившуюся струйкой сизого дыма. Он походил на туго скрученную пружину, сам не замечая, что каждый мускул, каждая мышца, каждая жила его тела напряглись и натянулись как канаты корабля в бурю, словно пытаясь физическим напряжением усилить сдержанность души, не наговорить и не наделать лишнего.
- Смотреть тошно. - цедил он, отмеряя шаги. Голос его стал холодным и недобрым, он почти рычал про себя, не глядя ни на Репнина, ни на Корфа.  Плевать что подумают они оба! Это надо сказать, а если снова к барьеру позовет из-за оплеухи, так так тому и быть. - Хнычешь как баба, ей-богу. Мир перевернулся! Три месяца назад он у тебя так же переворачивался из-за Анны! У тебя каждые три месяца возникает такая же глубокая великая любовь, Репнин? Да грош в таком случае ей цена! То ты убивался из-за того, что тебя якобы предала Анна, то теперь готов застрелиться из-за того что тебя использовала Мари... Ах, меня не любят, меня использовали... Так не тебя одного! Мари в свое время даже подавила свое отвращение ко мне, и в постель со мной легла, чтобы уговорить меня убить Алексея Михайловича на дуэли. Потому как всех прочих подсылаемых ею ухажеров он отправлял кого в лазарет а кого и в могилу. Знаешь как было весело мне, зная, что она отдалась мне, скрывая отвращение, отвращение из-за которого в свое время с визгом от меня убежала - и все ради того же. Но во всяком случае впадать из-за этого в истерику мне в голову не приходило. Противно смотреть. То ты убиваешься из-за одной, то, не прошло и полугода из-за другой, скажи, Репнин, смысла и цели в твоей жизни нет иного кроме как в бабах? Да грош тебе цена в таком случае!