- Не получится, моя метла у мастера, - улыбнулась Даша, подстраиваясь под медленный шаг Демидовой. Она любила дождь, но он действительно создавал неудобства, а мог и неприятности. Скоро посевная, а если земля вымокнет, то придется ждать, а это плохо, потому что и уборочная сдвинется, а там тоже дожди зарядят. О том, что дороги раскиснут, и думать не хотелось! Разве можно пропустить именины отца?! Он ведь их ждет, дети по дедушке соскучились, и Владимир всегда рад общению с тестем, развеется. Работа по поместью, конечно, тоже неплохое лекарство, как и верные друзья, но с князем Волконским никто не сравнится.
- Я тебе говорила - не подлетай близко к костру, - назидательным тоном заметила Софья Павловна, смахивая с рукава невидимую пылинку.
- Я не подлетала, - едва не прыснула Даша и слегка пожала плечами, - хочу на рукояти сделать гравировку.
- Это, конечно, другое дело.
- Идемте к дому, тетушка, иначе не успеем  и промокнет.

- Чем Вам не угодил Степан? - рассмеялась Даша, увлекая тетушку к коридору в библиотеку. Бедный крепостной ошарашенно смотрел им в след, сидя на корточках у снятой, испачканной обуви.
- Слишком белобрысый, никогда не любила блондинов, - поморщилась Софья Павловна и добавила тоном, словно обозначая преступление, - и глаза у него голубые!
- Мои мальчики тоже светленькие, - заметила Даша, открывая дверь и пропуская Демидову в библиотеку.
- У них глаза карие, и они наши, это не считается, - ответила Софья Павловна, устраиваясь у камина.
Даша улыбнулась и отошла к окну, по которому во всю барабанили дождевые капли. Под дождем сновали крепостные детишки, шлепая по лужам и визжа, когда из пристройки высунулась кучерявая голова мамаши. Только бы свои сейчас не выделывали тоже самое! Дожди еще холодные, земля не прогретая, недолго и слечь. Ребятишки унеслись, подгоняемые тучной крепостной, а Даша дернула шнур.
- Принеси бренди, малиновый чай  и узнай, где дети.
  В библиотеку вальяжно вошел золотисто-рыжий кот, заметно подросший, но еще худой и нескладный, словно мальчишка-подросток. Однако, важный взгляд желтых глаз вполне говорил  о том, что кот знает свое место. Персик мурлыкнул и потерся, выгибая спинку, о юбку хозяйки.

Декабрь 1789-го.

     Легкий, украшенный резными балясинами и позолоченной росписью возок летел сквозь мелкий, сыплющий с хмурого неба снежок. Возница свистом и криками понукал лошадей, а те мчали вперед, тревожа тишину звоном серебряных колокольчиков. Демидов изредка прикладывал руку к затянутому морозными узорами окну, отогревал кусочек и, жмурясь, всматривался то в заиндевелый ельник, то в белоснежные пустыни, то в деревушки, чернеющие в снегах. Довольно фыркая в усы, снова откидывался на сиденье. Но потом хмурился.
   Николай Никитич терпеть не мог Петербург, ненавидел вычурность, чванливость и лишнюю трату денег. Не то, что бы был он скрягой, но расходы вот на такие ненужные вещи, как узоры на возках, он считал чистой воды расточительством  и глупостью. Но положение обязывало! А теперь еще жена. Демидов недовольно, раздраженно засопел, подтянув воротник шубы и коршуном глядя в окно.  Жена! Да, к этому тоже обязывало положение. Но вот только почему сейчас?! Ох, Демидов не раз и не два выругал себя за поспешность. Можно было спокойно обождать годик другой! А то и десять… Княжна Софья Волконская… Ну что за бес его попутал с ней связаться! Женился хотя бы на Друбецкой! Милейшая и тишайшая Екатерина Васильевна годами ждала бы его с Урала и слова бы поперек не сказала! А тут… Волконской палец в рот не клади. Тут уж Демидов разозлился сам на себя – бояться какой-то бабы! Да, дворянка, да, родовитая, но баба! И в доме хозяин он, Демидов!
   Но решение это грозное не приводило Николая к покою. Помпезный дом и чопорная жена навевали на него скуку и вызывали отвращение. Стоило представить надушенную, затянутую в корсет, с пудом пудры на лице и несомненно мушкой над губой супругу, как Николай кривил губы в гримасе. Казалось, что он вовсе не помнил, на какой девушке женился, чем она его привлекла, что так поспешил венчаться до своего отъезда на Урал прошлой зимой! Не помнил… Но помнил огромные черные глаза своей кержачки, что томилась в его хоромах в Кыштыме. Нет, дурного он пока ничего девке не сделал, но, тем не менее, держал при себе. Аннушка была гордая девка, честь превыше жизни ставила и барина к себе не подпускала. А Демидов, в отличие от большинства своих родственников, особой жестокостью не отличался. С тоской подумывал Николай о том, что отпустит кержачку на свободу, пока не изошла в неволе.

Отредактировано Гость из прошлого (04-08-2016 14:18:26)

- Тетушка, неужели этот Белавин таким и был?! - простонала Даша, утирая кончиками пальцев выступившие слезы, - совсем как кузен Серж! Помните? Такой рыжий, в веснушках, худой и высокий!
Представляя себе реакцию вернувшегося домой и заставшего незнакомого мужчину в доме Демидова, она то замирала, то снова хохотала вместе с Софьей Павловной, которая в противовес себе обычной, едва не мурлыкала рассказывая эту историю. А оставаться серьезной, когда рассказчица так и исходила насмешкой и издевкой, было невозможно.
- Так кто же он был этот... как его... Белавин?

  Она сидела к нему спиной у огромного резного зеркала и расчесывала щеткой длинные темно-рыжие волосы. Подняв взгляд на свое отражение, Софья увидела и отразившегося в зеркале мужа. В зеленых глазах промелькнуло удивление, а затем что-то, чему названия он подобрать не смог. От своего занятия княгиня не оторвалась, продолжая оглаживать щеткой локон за локоном:
- Добро пожаловать домой, князь.
Демидов сморгнул и вздрогнул. Он и забыл, какая она… Увлеченный другими женщинами, которые были рядом, в том числе и Анной, он как-то забыл какая его жена, и представлял всегда такой, какими и было большинство современниц, считая, что под влиянием столицы она определенно такой и стала, если до свадьбы не была. Но сейчас на ней не было ни пудры, ни помады, ни искусственных мушек. Светло-кремовый, вышитый золотой нитью пеньюар скрывал ее фигуру, темно-рыжие волосы волнами струились по плечам и спине, кожа казалась полупрозрачной и сливочно-белой в свете свечей, а зеленые глаза прожигали его через зеркало.
Николай встряхнулся, напоминая себе, кто он и где.
- Кто этот петух, сударыня, и что он делает в нашем в доме, да еще в такой час?
Зеленые глаза насмешливо сверкнули в отражении, тонкая рука плавно провела инкрустированной перламутром и мелким жемчугом щеткой по темно-рыжей пряди:
-  Кого Вы имеете в виду, князь?
- Того франта, что выписывал кренделя с крепостной девкой в нашем зале?! – нахмурился Николай, завороженно следя взглядом за тонкой рукой супруги. Это выводило его из себя – князь чувствовал себя каким-то телком. Он постарался пробудить в себе тот гнев, что одолевал его по дороге сюда, - это Ваш  любовник?!
- Вы, правда, считаете, что этот мальчик способен быть любовником?! – расхохоталась княгиня, оторвавшись от своего занятия и опустив щетку на столик. Сняв крышечку с позолоченной вазочки, молодая женщина погрузила пальцы во что-то маслянистое, а затем стала проводить ими по волосам, - если бы я искала кого-то в любовники, то точно выбрала бы не Алексея.
- Так кто он?! – едва не побагровел Демидов, сжав кулаки и сверля отражение жены взглядом.
- Он? Всего лишь «балванчик». Отголосок прошлого. Вы ведь помните, как Императрица любила этих бездельников.
- Стало быть, он изображает Вашего любовника?! Для посторонних?!
- Он пытается изо всех сил, - улыбнулась Софья, не отрывая взгляда от отражения мужа.
- Я не желаю, что бы вокруг Вас ошивались всякие… эти… в общем, не желаю! Ясно Вам?
- Куда уж яснее. А как Вы собрались это контролировать?
- Что?! – взревел Демидов и шагнул к ней. Софья не двинулась с места.
- Неужели Вы решились оставить Вашу любимую раскольницу?! Не боитесь, что сбежит в лесную глушь, пока Вы здесь разыгрываете ревнивого супруга?
Николай замер, опустив руки. Не удивительно, что она знала, что у него там, на Камне, есть любовницы, но что бы в лоб заявить?! Да и… неужели она имела в виду Анну?! Демидов не считал чем-то постыдным иметь любовниц, особенно так далеко от дома, но разговаривать об этом с супругой было неловко, мягко говоря.
- Так что не Вам вести речь о любовниках, дорогой мой супруг! – фыркнула княгиня, пропуская сквозь пальцы очередную прядь.
- Вы переходите границы, княгиня, - прищурился Демидов.
- Это Вы переходите границы, князь. Отсутствовали дома почти год, развлекались с крепостными девками и кержачками, а теперь пришли мне читать нотации.
Демидов открыл было рот, что бы оборвать дерзость жены, но вскинул руки, закрываясь – в него летела позолоченная вазочка. Теплое масло со сладковатым ароматом попало на руки, сюртук и лицо, а вазочка покатилась по ковру.
- Ваша спальня дальше по коридору, князь! – сообщила княгиня, вытирая тонкие пальцы льняной салфеткой.
В два шага Демидов преодолел расстояние между ними и прижал супругу к себе. От ощущения тонкой талии и нежного тела под полупрозрачной тканью пеньюара, у него закружилась голова:
- Ошибаетесь, сударыня. Моя спальня здесь. И я докажу Вам это, когда приму ванну и поужинаю, - прошептал он, наклонившись к супруге, и, отпустив, вышел из спальни, не увидев, как сверкнули в след зеленые глаза княгини.

   Завязывая кашемировый пояс халата, и, мурлыча в усы незамысловатую мелодию, Николай Никитич прошел по коридору и остановился перед дверью спальни. Интересно, женушка уже в постели? Присмирела  или еще будет царапаться? Усмехнувшись, князь нажал на позолоченную ручку и…. ошеломленно уставился на дверь. Заперто. Лицо Демидова вытянулось от этого открытия. С минуту он молча смотрел на дверь, словно не веря, как подобное возможно. Что это за новости?! Встряхнувшись, он постучал в дверь. Раз, другой… громче… прислушался… но шагов не услышал.
- Княгиня, откройте дверь! – достаточно громко произнес Демидов после очередного стука. Но за дверью была все та же тишина. Тут уж князь не стерпел! И заколотил в дверь, пробасив, - я приказываю Вам открыть, сударыня!
Но княгиня либо очень крепко спала, либо попросту не боялась его. Услышав за спиной шорох, князь обернулся и к своему неудовольствию увидел горничную в чепце, дворецкого и какого-то мальчишку, видимо отвечающего за свечи в коридоре. Вот так значит… на потеху дворне он, сам Демидов, не может попасть в собственную спальню?!
- А ну живо разошлись! – рявкнул он на слуг, и те кинулись в разные стороны. Стукнув со злости в дверь, князь прошел в комнату в другом крыле дома.
…
- Княгиня что же еще в постели? – спросил князь за завтраком у невозмутимого дворецкого, - она всегда встает столь поздно?
- Княгиня уехали-с около часа назад, Ваше Сиятельство, - ответил дворецкий, слегка поклонившись.
- Куда уехала? – смесь раздражения и удивления была в голосе князя, - одна?
- С князем Белавиным, Ваше Сиятельство. Сегодня Ее Сиятельство приглашены на завтрак к баронессе S.
- Вот как… - протянул Демидов, переводя взгляд на окно, за которым серело зимнее небо. Значит вот так молча взяла и уехала?! С этим петухом?! Не спросивши разрешения у него, у мужа?! Да что она возомнила о себе?!
Николай твердо решил разобраться с этой женщиной! Надо было поставить ее на место раз и навсегда. После завтрака он отправился в земскую коллегию, затем навестить племянника, жившего тут неподалеку. Потом еще в пару мест, несомненно, важных. И прибыл домой затемно. Княгиня, по словам слуг, была дома и уже легла. Дверь снова была заперта, а на следующее утро Софья снова отсутствовала за завтраком, она была приглашена к столу у графини R.

- Значит, Вы таки победили, тетушка, - улыбнулась Даша, поглаживая рыжего котенка между ушками.
  Слушать истории о Николае Демидове, о начале их семейной жизни было невероятно удивительно. Сколько себя Даша помнила, эта тема поднималась в разговорах крайне редко, а спрашивать тетушку о муже и погибших детях, было и вовсе запрещено. Оставалось лишь ловить обрывки фраз да те моменты, когда Демидова сама заводила разговор о своем прошлом. Удивительно, но в последнее время Софья Павловна все чаще и чаще рассказывала какие-то истории и случаи, связанные с мужем. Может, сказалось то, что теперь она живет не одна? Ведь, как бы часто отец не наведывался к ней в гости, в итоге она все равно оставалась одна в огромном особняке среди воспоминаний о муже, детях, прошлых днях. А теперь все было иначе. Даша хорошо знала, что тетушка отгораживается от настоящего, словно живет все еще там, в прошлом. А точнее… она живет прошлым. Теми эпизодами, праздниками, разговорами, счастьем и бедами. Но все чаще и чаще баронесса стала наблюдать, что потихоньку Софья Павловна словно окунается в то, что происходит вокруг. Ее разговоры тет-а-тет с Мишей, прогулки с Сашей, беседы с Владимиром, искреннее счастье и веселье, когда приезжает отец… Неужели их большой и разношерстной семье со своими вечными перепадами от счастья к беде удалось растопить ту стену, которой она отгородилась от жизни? И сейчас, когда тетушка сама завела разговор о прошлом, о муже, и к тому же не в первый раз, Даша убеждалась в том, что настоящее стало перевешивать часу весов, выигрывая у прошлого. Пусть оно никогда не станет таким же значимым для нее, но все равно не оставит в стороне.

Декабрь 1891-го

- Так что он Вам ответил? – несколько растягивая слова, спросила графиня Шереметьева и с тихим звоном опустила чашечку на блюдце.
- Тоже, что и всегда, - раздраженно повела плечом Софья, - дела на заводе требует его присутствия! Как и всегда!
- О, дорогая моя Софи, боюсь, что вовсе не завод этого требует! – Шереметьева многозначительно посмотрела на подругу.
- Лиза, говорите прямо, не юлите, - фыркнула Демидова.
- Супруг Надин Головиной ведет переписку с Вашим супругом, так она мне сказала…. – Шереметьева едва не шептала, поддавшись вперед.
- Что у Николая на Урале любовница. Или три… А лучше семь. На каждый день недели… Нет, все же шесть. Ведь в воскресенье он ведет праведный образ жизни.
- Вы зря смеетесь, Софи, мужчины редко, когда способны хранить верность, а уж на расстоянии! – назидательно произнесла Елизавета Федоровна.
- О, дорогая, Вы ведь знаете об этом, как никто другой! – медовым голоском пропела Софья и улыбнулась, с удовольствием отмечая красные пятна, выступившие на шее графини. О, да! Грандиозную поездку графа Ильи Шереметьева в Новороссию до сих пор смаковал весь Петербург!
- Так и что же… Вы решили делать? – прервала несколько затянувшееся молчание  графиня, после того, как с достоинством проглотила измазанные медом иголки, - как Вы заставите его вернуться?
- Я? О, нет-нет, дорогая, это сделаете Вы. Разумеется, если не откажете мне в такой скромной просьбе.
Шереметьева едва было, не заявила свое решительное и безоговорочное «нет!», но прикусила язык. Ох, поучаствовать в одной из авантюр и проделок Демидовой дорогого стоит! А уж если в этой проделке предстоит провести самого князя… Хм… Могут быть, конечно, последствия, но …нет, едва ли князь затеет выяснять отношения с женщиной.
- Как же я могу повлиять на решение Вашего супруга? – серые глаза Лизы загорелись от азарта, она поддалась вперед.
- Раз он не желает прибыть к моим именинам и рождению ребенка, значит, он прибудет на наши похороны!
С минуту Шереметьева смотрела на княгиню в ступоре, пытаясь осознать услышанное. Потом мотнула белокурой гривой и откинулась в кресло, поднеся к губам кончики пальцев. Нет, она, конечно, слышала, что у беременных свои причуды, но что бы вот так?!
- Не пугайтесь, Лизонька, я не собираюсь умирать! – расхохоталась Софья над ошарашенным видом подруги, - и разыгрывать это тоже!
- Тогда?...
- О, Вы напишите Николаю Никитичу письмо, что я заболела ммм…. Придумаем, чем именно. А! Вот! По своей же глупости и необузданности, мне непременно захотелось прокатиться верхом. Но, разумеется, я не удержалась в седле, и со мной приключился выкидыш… Но прошло все не так гладко, и, как ни бились доктора, увы, кончина моя неизбежна…
- Ох, Софи, как страшно Вы это рассказываете! – прошептала графиня.
- Вот еще, что же тут страшного? К тому времени, как письмо попадет к Николаю… и, когда он примчится сюда, я либо уже буду с малышом либо буду донашивать последние недели.
- Почему Вы уверены, что он приедет? Он ведь может решить, что Вы отдали Богу душу, пока письмо шло на Урал.
- Скорее всего, он так и решит, Вы правы. Поэтому, когда он приедет в столицу, то будет уверен, что найдет лишь мой крест на семейном кладбище. А тут… я живая и с ребенком.
- И тогда князь свернет Вам шею за такие шутки, - усмехнулась графиня, - но все же. Это не заставит его пуститься в скорый путь, если он решит, что Вас уже нет в живых.
- Ну, почему же… Вы напишите весьма туманно, дескать, прогнозы докторов неоднозначны, мы молимся о ее жизни, et cetera…  et cetera.
- Тогда, если он и сорвется в путь, то с каждой станции будет посылать гонца, справляясь о Вашем здоровье.
- И Вы будете отвечать, что я еще жива, но все же плоха.
- Вы невероятно жестоки, Софи. Представляете, что должен будет пережить князь, если поверит в то, что Вы потеряли младенца и сами находитесь одной ногой в могиле.
- Представляю, - довольно спокойно ответила Софья и бросила взгляд на портрет мужа над камином, - но не только завод нуждается в его присутствии. Они там могут вполне какое-то время обойтись и без него. Хватает управителя.
- Так может и Вам завести … управителя? – усмехнулась Шереметьева, - о, разумеется, после родов.
- Это слишком низко, графиня, изменять мужу. Во всяком случае моему, - снова сладко пропела Софья, открыто намекая на многочисленных любовников графини.