Владимир проспал почти сутки. И накопившаяся усталость и бессонница, и боль и кровопотеря и облегчение навалившееся вслед за колоссальным перенапряжением и жестоким эмоциональным стрессом - попросту выключили его из жизни. Он открыл глаза лишь когда за окнами стало темнеть. Еще не шевелясь он перебрал в памяти все произошедшее накануне. Волконского, Дашу, экипаж с трупами, толпу крепостных, и со вздохом поднялся с постели. К слову он так и уснул одетым - крепостной который помог ему подняться по лестнице лишь стащил с него сапоги и укрыл одеялом. Корф улыбнулся - лишь такую заботу - точнее ее самый необходимый минимум - он и готов был принимать от окружающих. И прислуга его, вышколенная в его холостяцких привычках и знавшая его нрав - не лезла с чрезмерной опекой. Он на секунду в ужасе подумал что в доме Даши его пожалуй бы и раздеть не поленились, и поневоле поежился. После целых суток сна силы в основной мере вернулись и если его и пошатывало слегка - то лишь от остаточной кровопотери которая восполнится лишь через день-два и в большей части от голода. Но мыслить ясно уже ничто не мешало. Плечо болело сильно, но чувствительность уже восстановилась, и это не могло не радовать. Удержать кувшин одной рукой и умыться было невозможно, поэтому пришлось позвать Данилку, и с грехом пополам обтереться прохладной водой, умыться,побриться и вообще привести себя в порядок с его помощью. Одеваясь Корф бросил взгляд на часы. Скоро должны были подавать ужин. Вспомнив вчерашнуюю картину он невесело улыбнулся. Не удивлюсь если Волконский все это время не на шаг не отошел от ее кровати. И если и спал - то лишь в кресле рядом. И уж наверняка навряд ли что-то ел - как собственно и я сам. Рубашка с широкими рукавами натянулась относительно легко, но думать о том чтобы вдеть раненую руку в плотный рукав сюртука, для чего ее требовалось бы отвести назад и согнуть - было невозможно.  Поэтому он пристроил руку на перевязь сооруженную из черного шейного платка, набросил сюртук на плечи и спустился вниз. Поймал пробегавшую Анфиску, велел подавать ужин для гостей а если князь Волконский через четверть часа не выйдет к ужину - то подать ему ужин отдельно прямо в спальню к Даше. Найдя Григория и Никиту он вызнал у них что трупы все еще у исправника но тот-де уже заходил, расспросил Агафью, возможно зайдет сегодня еще поговорить с барином после чего обещался выдать разрешение на похороны. Поблагодарив верных слуг Владимир попросил их распространить по сарафанному радио наказ о том что любой проболтавшийся о том кто гостит в его доме - будет немедленно продан. И мог быть уверен в их молчании по крайней мере - большинства. Крепостные Корфов беззаветно любившие прежнего хозяина и побаивавшиеся и уважавшие нынешнего в большинстве умели держать языки за зубами - вон сколько лет никто о положении Анны не проболтался. Но вот полностью уверен он быть не мог, как бы ни хотелось. Карла Модестовича вызвав к себе он командировал в городской дом в Петербурге с каким-то на ходу выдуманным поручением, и лишь закончив со всем этим - когда в столовой уже начинали позвякивать ножи и вилки - запер кабинет изнутри и через внутреннюю дверь постучал в комнату Даши.

Владимир вошел беззвучно и какое-то время молча рассматривал представившуюся ему картину, а потом негромко заговорил
- Вам надо отдохнуть, Михаил Федорович. Доверьте ее мне на ночь.

- Вы хотите довести себя до полного изнеможения? - мягко спросил Корф, проходя в спальню. Он склонился над кроватью, внимательно вглядываясь в лицо Даши, и осторожно провел ладонью по ее волосам. Очень хотелось поцеловать ее но... как ни странно он не мог сделать этого на глазах у ее отца. Она была такая бледная.... Даша-Дашенька... что же ты видишь сейчас....и видишь ли вообще что-либо..... Он как никто другой понимал Волконского, ведь и сам же провел почти неделю без сна лишь бы не отходить от нее ни на шаг. Но как ни странно его это слегка покоробило. За эти дни он так привык быть с ней наедине что возникшая в первый же день, когда он ушел оставив Дашу наедине с отцом мысль вернулась и скребанула по душе острыми коготками. Да, неразумная, нерациональная, неправильная, ведь что может быть естественее желания отца остаться наедине с дочерью которую обрел лишь чудом! И в то же время не мог отделаться от ощущения что теперь.... теперь у Даши есть защитник получше. И теперь он не настолько нужен ей. Да и вообще им обоим. Это уединение отца с дочерью казалось почти священным и ощущалось поневоле словно закрытая дверь. Тет-а-тет в который не допускался никто другой - так и воспринялись слова Волконского. Да, воспринялись неверно, он это знал, наверняка князь и не думал прогонять его. Но все же.... как же он злился на себя за эту нерациональную глупую ревность, за абсолютно необоснованое чувство ненужности.... А все равно ничего поделать с собой не мог - нет-нет да и мелькала мысль -т ак может не ломиться в закрытую дверь и оставить их одних?- Впрочем он сделал еще одну попытку - Михаил Федорович. Вы нужны ей в полных силах, а не настолько уставший чтобы быть вынужденным оставить ее.

- Я не хочу никого из них видеть или говорить - по крайней мере сейчас - медленно отозвался Владимир со странным ощущением которое не мог ни понять до конца - любая характеристика была бы чересчур однобокой и неверной. Но неожиданная уступчивость Волконского - после только что твердого намерения не уходить слегка сбила его с толку. Или он сам недостаточно владел собой и позволил своим противоречивым чувствам отразиться в голосе? Или Волконский действительно больше чем просто человек наделенный даром чувствовать душу собеседника? Этого было не понять. - К тому же мои гости прекрасно чувствуют себя и без моего общества. И достаточно хорошо знают меня чтобы не требовать объяснений. Если вам тоже не хочется слушать разговоры в столовой то если пожелаете - ужин вам подадут прямо сюда

- Не наговаривайте на себя, князь - уголок рта тронула улыбка, и про себя он порадовался что предугадал его желание насчет ужина. Мелькнула мысль - интересно каким был Волконский в молодости и не удержавшись он произнес вслух - Но не думаю что вы и в двадцать пять и в двадцать были таким как я сычом, по любимой характеристике Репнина.

Владимир лишь улыбнулся - гуляний, выходок и девиц и в его прежней жизни хватало с избытком -но все это было внешнее, образ жизни молодого офицера, гуляки и бретера каким он был для всех. Пожалуй только Репнин и знал какой темный и глубокий омут под всем этим таится и даже он не рисковал туда соваться. А подумав о будущем - снова пожалел что не может подобно Волконскому отринуть сегодняшний день и просто твердо и спокойно верить в будущее. "Вам этого уже не позволят"... да хотелось бы верить. Но как думать об этом видя перед собой это бледное лицо на подушке и слыша это прерывистое дыхание. Скрипнула дверь ведущая в коридор, Анфиска как ей и было велено вкатила столик на колесах с сервированным ужином, и вопросительно взглянув на хозяина удалилась когда он молча кивнул на дверь. Корф жестом пригласил Волконского сесть, но так и не заставил себя раскрыть рта. Господи... с этим человеком хотелось говорить и говорить. Это ему-то который мог сутками не раскрывать рта и с огромным трудом сходился с новыми людьми. А с князем хотелось именно беседовать - обо всем на свете, расспрашивать, узнавать, рассказывать что-то самому. Но он - смешно сказать - странно робел перед ним. Не желая показаться болтуном или непоследовательным. Еще один человек чьим мнением о себе он дорожил и боялся лишним словом или жестом как-то подорвать или извратить его... Странное состояние, непривычное. И если во время их предыдущей беседы общее горе сблизило их настолько что он отбросил всякие рамки то сейчас общая радость и общая тревога - лежавшая тут, на кровати - словно замыкала ему уста. Ведь как еще все будет с Дашей. Очнется ли. И когда..... О другом возможном исходе он не хотел и думать, но нет-нет вползала черная туча в мысли и от нее не было никакого спасения

От неожиданного вопроса он вздрогнул. И хотел было ответить что-то деланно-бодрое как это сделал бы на его месте Мишель. Но он не мог. Владимир переплел кончики пальцев опертых в подлокотники рук и поднес их к губам, словно бы пытаясь задержать собственные слова, и ответил не сразу. Но ответил честно
- Стараюсь не допустить. Очень стараюсь. Но.... я не приучен ожидать лишь хорошего.

- Сыч. - поневоле усмехнулся Корф - Я во всем чаще и яснее вижу темное, такова уж моя суть. Я слишком долго проклинал Бога чтобы так, за раз научиться ему доверять. Он раз за разом сохранял мне жизнь - не для того чтобы подарить счастье. А лишь для того чтобы вновь и вновь испытывать на прочность. Как бумажный фант котенку - поманить - и отобрать. и снова поманить, и снова отобрать. Этакая "когда переломишься" только игрок в ней лишь один. Но вы правы. Она должна выкарабкаться. - он бросил взгляд на бледное лицо, на опущенные ресницы и с болью добавил - Должна!

Владимир долил в его бокал вина, плеснул и себе и откинувшись на спинку кресла принялся катать бокал в ладонях.
- Я не сразу это узнал. Когда вы ушли с кладбища, а я остался у могилы..... кровавый покров цветов на могиле, крест, раздирающая душу боль, холод дула у виска обещающий избавление.... Ко мне подбежал какой-то мальчишка. Он что-то кричал и когда добежал - вручил мне записку. И кольцо.
он перегнулся через ручку кресла и дотянувшись до бессильно вытянутой вдоль одеяла руки Даши осторожно погладил ее пальцы
- Вот это кольцо. Я сам надел его ей на палец - в день перед пожаром. А тут... Он начал нести какую -то околесицу... что "Дарья Михайловна велела передать"...
Я не мог понять что это - дурацкий розыгрыш или чья-то злая шутка. Честно говоря подумал... подумал что ее убили и перед смертью заставили написать записку. Сняли кольцо и отправили его вместе с запиской мне.

Отредактировано Владимир Корф (17-02-2015 15:15:18)

- Полагаю чтобы поиграть. Господин Ливен оказался большим любителем игры в кошки-мышки - мрачно процедил Владимир, отпил вина и глубоко вздохнув откинулся на спинку кресла. Пришло время рассказать Волконскому обо всем - умалчивая о некоторых деталях. И он стал рассказывать. Мерно, неторопливо, глядя словно бы сквозь собеседника, потому что отражавшиеся в его глазах чувства могли сбить с рассказа. Он рассказал о трактире, локоне и рассказе служанки. О доме в Петербурге и страшном послании оставленном для него Константином. О бабушке Матроне, о платке, и о своей находке в лесной избушке. Опустив эпизод с ловушкой устроенной для него троими мужиками у избушки он рассказал о трактире Игната, о его рассказе про Грушевое и о том что нашел там записку уже от самой Даши. И заканчивая рассказ на том как подъезжая к поместью Константина он узнал в трактире что человек с женщиной проехали впереди совсем недавно - сказал главное- Смысл этой игры был даже не в том что он устроил для меня дикую гонку напрегонки со временем и вехами указующими путь. А в том - что я не знал еще - жива ли она на самом деле, или он попросту заманивает меня ее призраком. Миражом. Ее вещами которые могли были быть взяты у нее и до пожара, образом какой-то женщины игравшей ее роль для тех кто потом сообщал мне дорогу... Если бы знал наверняка что она жива - написал бы вам до того как поехать ее искать. Написал бы с дороги. А когда приехал и нашел этого проклятого бастарда в его логове - одного - то и вовсе разуверился, и решил что он попросту поразвлекся.

Ох как не хотелось рассказывать дальше. Рассказывать о последнем и самом страшном испытании которое Константин устроил Даше. И больше всего - сознаваться в том о чем в последние два дня непрерывно корил сам себя. Но рассказать пришлось. Волконский имел право на правду. И Владимир рассказал. О том что нашел Константина одного. О его ехидных намеках из которых невозможно было понять - жива в конце концов Даша или нет. О допросе с пристрастием который он устроил бастарду. О выстреле и жутком признании которое тот сделал под угрозой дальнейших мучений. О страшной гонке - кто быстрее - он, раскапывавший могилу или смерть подступавшая к ней из безвоздушной темноты. О хрипе Даши и ее связанных руках. О побеге через ночной сад, и стремительном галопе сквозь ночь до почтовой станции. И лишь в конце глухо добавил опустив голову
- Я должен был вернуться и прикончить его. Несмотря ни на какую логику и ни на какие зароки. Должен был.

- После того что ей довелось пережить она почти двое суток провела в почти непрерывном беспамятстве. - отозвался Корф не поднимая глаз - Лишь на третий смогла ехать сидя, а на четвертый уж смогла встать... и тут.... первая весточка о том что я все же совершил ошибку -он рывком поднялся с кресла.- Те двое что напали на нас - были им посланы. Его француз-камердинер, и какой-то нанятый им тип. И этот француз.... - он сжал кулаки "отрежу ей одно веко" - был пожалуй страшнее своего господина. Константин хотя бы впадая в помешательство теряет трезвость мысли, его главная цель причинить боль и помучить, а этот..... он был абсолютно холоден и спокоен, и о таких вещах от которых ум заходит за разум говорил с таким видом с каким обсуждают меню вчерашнего ужина. Держал нож у ее горла, угрожая что если я шевельнусь - убьет или изуродует ее.. и ни на секунду не потерял самообладания. И все это - ей тоже пришлось пережить - в двух часах от дома, когда она уже оправилась от того кошмара, поверила что она в безопасности... а тут.... Владимир с силой сжал лоб ладонью. Рассказывать оказалось еще хуже чем он думал - загнанная далеко внутрь ярость вновь просыпавшаяся от каждого сказанного слова сейчас словно рвала мозг изнутри

- Послать? Чтобы он перекупил их? Нет уж - Владимир поднял голову. Глаза полыхали так словно внутри зрачков бушевал самый настоящий пожар -  Этого выродка я убью своими руками. И теперь после этого нападения - ничто не мешает. А ведь - видит Бог - я не хотел нарушать свой невольный обет

- Сейчас ее никуда нельзя везти, Михаил Федорович - Владимир не отвел взгляда твердо глядя ему в глаза - И обоим нам ее оставить тоже нельзя.  Я хочу чтобы первой новостью когда она очнется - была бы новость что этот бастард не объявится больше.  И надо ехать сейчас - пока она ничего не знает. Иначе для нее это будет новый страх и новые переживания. Верхом я обернусь туда и обратно дней за шесть. И никому не могу доверить ее на это время кроме вас. Прошу вас, поймите меня.

- Благодарю!!! - серые глаза блеснули ликованием. Забавно - когда он в последний раз просил у кого-то дозволения выполнить или нет какой-либо свой план? Да пожалуй что никогда. Разве что у отца - давным-давным давно. - И с вашего разрешения выеду завтра же утром. Не в экипаже, верхом и один чтобы не задерживаться ни на минуту дольше необходимого

Отредактировано Владимир Корф (17-02-2015 20:57:02)

Владимир прикусил губу и посмотрел на Дашу.
- Не знаю. Правду ей знать нельзя - разволнуется еще больше. А лгать.... нельзя ей лгать. Я постараюсь обернуться как можно быстрее. Не на своей лошади. На почтовых которых буду загонять хоть по три на дню. И теперь я знаю дорогу - не придется петлять.

Корф же проводив князя подошел к кровати и опустился на колени у изголовья. Сейчас, с распущенными волосами, на широкой кровати с белоснежным бельем она казалась такой маленькой... Ее кожа почти сливалась цветом с подушкой и кружевами, губы почти не выделялись на бледном лице, а темные полукружия ресниц казалось бросали на щеки глубокую тень.
- Даша..... Дашенька.... - позвал он тихим шепотом, склоняясь к ее уху. Хотя и знал что она его не слышит, а все же...

Увидев легкое движение пальцев, Владимир склонился к ее руке, не поднимая ее с одеяла. Провел кончиками пальцев по коже, разглаживая каждую складочку, обрисовывая каждую голубую жилку просвечивающую под тонкой кожей, мягко очерчивая каждую косточку костяшек. Когда Волконский был здесь - было проще верить в благополучие, в его присутствии теперешнее состояние Даши как-то само собой воспринималось лишь временным, и уже не надежда а твердая уверенность была в том что она скоро очнется и все будет хорошо. Но вот он ушел, и уверенность вместе с ним. И сейчас... Сейчас сердце щемила нежность и тоска... Где же ты сейчас... слышишь ли меня... чувствуешь ли.... Сколько дней пройдет прежде чем ты откроешь глаза... сколько дней пройдет прежде чем ты меня узнаешь.... Он вспомнил как она отшатнулась от него в экипаже. От него, из-за которого ей пришлось убить человека. Не ляжет ли эта кровь между ними....Мелькнувшую было мысль он постарался задушить в зародыше, но в этой душе привыкшей к разочарованиям и ударам действительно любая темная мысль задерживалась гораздо дольше и глубже светлой. Это называлось модным словом "пессимист" но Владимир не рассуждал о психологии - он лишь чувствовал - пронзительную печаль видя ее такой. И невыразимую, щемящую сердце тоску при мысли - когда же... когда.... а что если... никогда? И стискивал зубы снова и снова стараясь прогнать из головы эти мысли. Все слова куда-то исчезли. И он беззвучно шептал и шептал ее имя, склонившись к ее руке, покрывая ее поцелуями и наконец затих упершись лбом в ее кисть

Отредактировано Владимир Корф (17-02-2015 21:22:11)

Долгий прерывистый вздох больше похожий на стон вырвался из груди Корфа когда даже намек на движение вновь пропал. Чудеса, чудеса... ты все еще пытаешься верить в чудеса.... Скажешь как не верить когда произошло главное чудо. Но не насмешка ли это чудо - тебе вновь вернули ее - так не для того ли чтобы снова отобрать? Он подвинулся  ее изголовью, погрузил пальцы здоровой руки в ее волосы и склонился головой на ее подушку, голова к голове закрывая глаза. Говорить? Звать? Она не слышит.... Господи... вернешь ли ты ее...
Слова молитв не шли на ум. Да и не было в них ни души ни смысла. Душа была лишь в безмолвном вопле которого он не мог удержать. Да и не хотел. Вернись..... Вернись родная.......

Последняя верста до дома растянулась на целую вечность. Конь летевший от самой Петербургской заставы галопом уже хрипел и порывался сбавить шаг, еще немного - и он тоже рухнет как все остальные до него. Вот уже сырцовая дорога сменилась каменной, вот в темноте неба нарисовалась желто-белая громада с освещенными окнами, вот какие-то смутные фигуры во дворе.... Владимир пролетел ворота, соскочил с коня на ходу, не дожидаясь пока тот остановится и бегом, на ходу сорвав и швырнув в сторону плащ, не глядя на тех кто попадался по пути помчался в отцовскую спальню. Агафья стоявшая у дверей что-то вскрикнула, но он даже не услышал, Распахнув дверь рывком, он блуждающим взглядом окинул комнату, в единый миг охватив и мокрую кровать и бьющуюся в лихорадке Дашу, и Волконского - осунувшегося, бледного, с полотенцем в руках. Владимир отшвырнул сверток и в два шага преодолев расстояние от двери до кровати упал на колени, склонившись вперед полуобнял ее за голову, покрывая поцелуями пылающий лоб, закрытые глаза, мокрые волосы, уже не смущаясь присутствием в комнате отца, не заботясь о том что вошел с улицы пропыленный, что руки и лицо у него заледенели от холода, не видя ничего кроме нее.
- Даша...... Дашенька...

Отредактировано Владимир Корф (18-02-2015 14:32:31)